Том 4. Джек - [48]

Было всего только восемь часов вечера, но эта бесконечная, терявшаяся во тьме дорога была тиха и почти пустынна. Редкие прохожие бесшумно перешагивали через лужи. Можно было пройти совсем рядом и не заметить, что молчаливые тени скользят вдоль заборов, спеша куда-то по каким-то своим, непонятным делам. Время от времени с опустевших заводских дворов долетал протяжный собачий лай, и от этого окутанные мраком просторы казались еще необъятнее, а тишина — еще грознее.

Джеку было страшно. С каждым шагом он все дальше уходил от Парижа, от его шума, от его огней, все глубже погружался в ночь, в безмолвие. И тут он как раз подошел к последней хибаре — к винному погребку. Лавчонка была еще освещена и отбрасывала на дорогу яркую полосу, показавшуюся ребенку границей обитаемого мира.

За ней начиналось неведомое царство тьмы.

Мальчик долго не решался войти в погребок.

«А что, если я все же войду и спрошу у них дорогу?» — подумал он, заглядывая в дверь лавчонки. На беду, в кармане у него не было ни единого су… Хозяин храпел за стойкой. Вокруг колченогого столика, поставив на него локти, сидели двое мужчин и женщина, пили вино и негромко переговаривались. Мальчик толкнул полуоткрытую дверь, она заскрипела, все подняли головы и уставились на непрошеного гостя. Лица у них были мрачные, испитые, страшные — однажды Джек уже видел такие лица в полицейском участке, когда разыскивали Маду. Самой ужасной показалась ему женщина в красной кофте и с сеткой на волосах.

— А этому что еще нужно? — послышался хриплый голос.

Один мужчина уже приподнялся, но Джек в страхе попятился и разом перемахнул через полосу света на дороге. Вслед ему хлынул поток ругательств, и дверь с шумом захлопнулась. Мальчик очертя голову кинулся в зловещую тьму, неожиданно ставшую для него прибежищем. Он мчался со всех ног и остановился, только когда добежал до открытой равнины.

Справа и слева убегали поля, они тянулись до самого горизонта.

Новые низенькие домики, где жили огородники, белели небольшими кубиками в непроглядном мраке, только они и нарушали однообразие темного пейзажа. А там, вдали, Париж еще жил своей ночной жизнью, жизнью огромного города. Это было понятно даже отсюда: часть небосклона светилась, точно зарево, напоминавшее отблеск громадной кузни. Находясь в окрестностях Парижа, мы из любого места узнаете столицу по этому венцу света, которым она окружена, — так некоторые небесные светила окутывает ослепительная оболочка, возникающая при их движении.

Мальчик замер на месте в полной растерянности.

Он впервые в такой поздний час был на пустынной дороге, и к тому же один. С самого утра он ничего не ел, не пил, и его мучила жажда, страшная жажда. Только сейчас он начал понимать, на какой опасный, рискованный шаг он отважился. А вдруг он сбился с пути, идет совсем не в ту сторону, где лежит этот волшебный край, Этьоль, такой желанный, но такой далекий? И, если даже он идет куда надо, достанет ли у него сил дойти?

И тут он подумал, что, пожалуй, лучше всего улечься в канаву возле самой дороги и проспать там до рассвета. Он уже было направился туда, но вдруг услышал, что совсем рядом кто-то тяжело и хрипло дышит. В канаве, привалившись к груде камней, лежал человек. На фоне едва белевшего щебня он походил на развороченную кучу лохмотьев.

Джек застыл, окаменел. Ноги у него дрожали и подкашивались, он не в силах был сделать ни шага.

Он уже совсем обезумел от страха, и вдруг это неведомое чудище закопошилось, заохало, задергалось во сне.

Ребенку мгновенно припомнились налитые кровью глаза женщины в красной кофте и лица злоумышленников, кравшихся вдоль заборов. Он представил себе, что у того, который спит тут, наверно, такая же мерзкая физиономия. Дрожа от страха, он ждал, что вот сейчас приоткроются жуткие глаза, бродяга, храпевший в придорожной грязи, выставив вперед грубые башмаки, проснется и встанет во весь свой огромный рост.

В окружающем мраке Джеку мерещились страшные видения. Они ползали по дну канав, преграждали ему дорогу. Ему чудилось, что стоит только протянуть руку вправо или влево, и он обязательно наткнется на кого-нибудь из этих призраков. Если бы проходимец, который свалился прямо на груду камней, чтобы проспаться после попойки или преступления, внезапно поднялся и накинулся на Джека, у мальчика не хватило бы сил даже крикнуть…

Вдруг на дороге замелькал свет, послышались голоса, и Джек вышел из оцепенения. Какой-то офицер спешил к себе в форт, в один из тех небольших фортов, что разбросаны близ Парижа. Рядом с ним шагал денщик с фонарем — ночь была темная, и он, должно быть, вышел встретить своего начальника.

— Добрый вечер, господа! — дрогнувшим от волнения голосом еле слышно пробормотал ребенок.

Солдат посветил фонарем в ту сторону, где слышался голосок.

— Неподходящее время ты выбрал для прогулки, дружок, — сказал офицер. — Далеко тебе?

— Нет, сударь, недалеко, совсем близко… — ответил Джек; он боялся признаться в побеге.

— Ну что ж, часть пути пройдем вместе… Я иду в Шарантон. лакая удача! Он сможет целый час шагать рядом с этими бравыми вояками, стараясь идти с ними в ногу. Веселый свет фонаря прогонял тьму, которая там, куда не доходили его лучи, казалась еще более непроницаемой и пугающей. В довершение всего Джек убедился теперь, что идет по верной дороге, — его спутники то и дело упоминали названия тех мест, о которых говорил Огюстен.