Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены - [37]

О, «Рафаэль» вино и Рафаэль живой! О прибаутка ведем!

Ну, что же, ты ошибся: домой, в путь обратный едем.

Рафаэль и незнакомец уходят.

Рыжий поэт

Я мечте кричу: пари же,

Предлагая чайку Шенье,

(Казненному в тот страшный год в Париже),

Когда глаза прочли: «чай, кушанье».

Подымаясь по лестнице

К прелестнице,

Говорю: пусть теснится

Звезда в реснице.

О Тютчев туч! какой загадке,

Плывешь один вверху, внемля?

Какой таинственной погадка

Тебе совы, моя земля?

Слуга

Одни поют, одни поют,

И все снуют, и все снуют,

Пока дают живой уют.

Зрители проходят и уходят. Маркиза Дэзес и Спутник в боковой горнице.

Маркиза Дэзес

То отрок плыл, смеясь черными глазами,

И ветки черные усов сливались с звездными лозами.

Я, звездный мир зная над собой, была права,

И люди были мне, березке, как болотная трава.

Неслышна ли ночь, незрима топь,

Но что это? Переживаем ли мы вновь таинственный потоп?

Почувствуй, как жизнь отсутствует, где-то ночуя,

И как кто-то другой воскликнул: так хочу я!

Люди стоят застыло, в разных ростах, и улыбаясь.

Но почему улыбка с скромностью ученицы готова ответить: я из камня и голубая-с.

Но почему так беспощадно и без надежды

Упали с вдруг оснегизненных тел одежды!

Сердце, которому были доступны все чувства длины,

Вдруг стало ком безумной глины!

Смеясь, урча и гогоча,

Тварь восстает на богача.

Под тенью незримой Пугача

Они рабов зажгли мятеж.

И кто их жертвы? Мы, те же люди, те ж!

Синие и красно-зеленые куры

Сходят со шляп и клюют изделье немчуры,

Червонные заплаты зубов,

Стоящих, как выходцы гробов.

Вон, скаля зубы и перегоняя, скачет горностаев снежная чета,

Покинув плечи, и ярко-сини кочета.

Там колосится пышным снопом рожь,

И люди толпы передают ей дрожь.

Щегленок вьет гнездо в чьем-то изумленном рту,

И всё перешло какую-то таинственную черту.

Лапки ставя вместе, особо ль,

Там скачет чей-то соболь.

И козочки ступают осторожно по полу,

Глазом блестя, оставив живопись,

А сова, раньше мел, – над ними крыльями хлопала.

О спутник мой, крепись!

Щегленок – сын булавки!

И всё приняло вид могильной лавки!

Там в живой и синий лен

Распались женщин кружева.

И взгляд стыдливо просветлен

Той, которая, внизу камень, взором жива.

От каждой шеи, от каждой выи

Вспорхнули тени. Зачем живые?

Все стали камнями какого-то сада,

И звери бродят скучные среди них – какая досада!

В ее глазах и стыд и нега,

И отсвет бледный от другого брега.

Ей милостью оставлен легкий ток,

Полузаслоняя вид нагот.

Взор обращен к жестокому Судье.

Там полубоязливо стонут: Бог,

Там шепчут тихо: Гот,

Там стонут кратко: Дье!

Это налево. А направо люди со всем пылом отдались веселью,

Не заметив сил страшных новоселья.

Спутник

Бежим! Бежим отсюда, о госпожа!

Маркиза Дэзес

Но что это? Ты весь дрожишь? Ты весь дрожа?

Но спрашивать не буду. Куда же мы идем, мой «мой»?

Спутник

В божество, божество, спасающее глаз тьмой!

Мои имения мне принесут земную мощь!

В «вчера» мы будем знать улыбку тещ.

Но нет! не скучно ли быть рабом покорным суток.

Нет, этот путь, как глаз раба печальный, жуток!

Убийца всех, я в сердце миру нож свой всуну!

Божество. Стать божеством. Завидовать Перуну.

Я новый смысл вонзаю в «смерьте».

Повелевая облаками, кидать на землю белый гром…

Законы природы, зубы вражды ощерьте!

Либо несите камни для моих хором.

Собою небо, зори полни я,

Узнать, как из руки дрожит и рвется молния.

Маркиза Дэзес

Успокойся, безумец, успокойся!

Спутник

Сокройся, неутешная, сокройся!

Твоя печаль и ты, но что ты рядом с роком значишь?

Маркиза Дэзес(закрыв лицо)

Но ты весь дрожишь? Ты плачешь?

Спутник

Так! Я плачу. Чертоги скрылись, волшебные с утра,

Развеяли ветра.

Над бездною стою. Голос не умолкший смерти.

Не «ять» и «е», а «е» и «и»! Кого – себя? Себя для смерти

Себя, взиравшего! о верьте, мне поверьте!

Маркиза Дэзес

Ты сумей, друг. Бежим, бежим!

Разве не ужасен этот ножа молчания нажим

К стеклу внимающего духа,

Кого, как нетопыря, растянуто ухо.

Слышишь, как умолкло странно всё вокруг и, в тишине внезапной нарастая,

Бежим, – сейчас войдут к нам горностаи.

И заструятся змейки узких тел.

Но что это? Чей меч иль бич в ночи свистел?

О бежим, бежим! Ты не можешь? Повсюду дышит новый зверь.

Я не Дэзес. Я русская, я русская, поверь!

Спутник

Бог от «смерти» и бог от «смерьте»!

Маркиза Дэзес

С твоей руки струится мышь. Перчатка с писком по руке бежит. Какая резвая и нежная она! Так, что-то надвигается! Я уже дрожу. Но подавляю гордо болезненную улыбку уст.

Спутник

Бежим!

Маркиза Дэзес

Хорошо. Я бегу. Но я не могу. Жестокий! что ты сделал! Мои ноги окаменели! Жестокий, ты смеешься? Уж не созвучье ли ты нашел «Нелли»? Безжалостный, прощай! Больше я уже не в состоянии подать тебе руки, ни ты мне. Прощай!

Спутник

Прощай. На нас надвигается уж что-то. Мы прирастаем к полу. Мы делаемся единое с его камнем. Но зато звери ожили. Твой соболь поднял головку и жадным взором смотрит на обнаженное плечо. Прощай!

Маркиза Дэзес

Прощай. Как изученно и стройно забегали горностаи!

Спутник

С твоих волос с печальным криком сорвалась чайка. Но что это? Тебе не кажется, что мы сидим на прекрасном берегу, прекрасные и нагие, видя себя чужими и беседуя? Слышишь?

Маркиза Дэзес

Слышу, слышу! Да, мы разговариваем на берегу ручья. Но я окаменела в знаке любви и прощания, и теперь, когда с меня спадают последние одежды, я не в состоянии сделать необходимого движения.