Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены - [30]

О покажи, конь, свое робкое лицо нам!

Старица болота.

Он бывал в гостинице, человек умный и простой,

Где останавливаются боги, где приличествует быть богам.

И вот он разумом заплатит за постой.

И вот он вызвал ведем – Лай и гам,

И ликование, вложенное в приподнятые губы: мы вместе с этим едем!

Любовник (с поднятым воротником и блещущими смелостью глазами, в тени ворот, где злой стоит младший дворник). Здесь должна пройти Оля. Черт, на помощь! На помощь, милый Черт!

Черт. Я здесь, молодой человек, что вам угодно от меня?

Молодой человек. Немногого. Ты видишь – на углу? Ты понимаешь, здесь толпы съехавшихся с разных концов русской земли девушек истребляют свои права быть нашим небом и справляют те, которые способны обратить ведьм в бегство, <черные службы Наву>. Ты понял, добрый Черт? Понимаешь, люди так захотели быть святыми, что самый злой черт все-таки немного добрее самого лучшего человека. Раз, два – ведьма и лешак. Я или она, но полет, полет по сиво-сумрачному небу, где строи труб, где город, кушающий вершки и оставляющий людям корешки, стремится стать тем, чем давно уже умел стать лишай на корнях берез и их ветках. Полет, черт возьми, Черт!

Черт. Слушаюсь ваших приказаний, добрый и благосклонный господин и вместе с тем молодой человек, в котором кровь играет, как когда-то в вселенной божество. А ныне оно утихло.

Молодой господин. Обдумай в мелочах наше предприятие. Опьем эту ночь и эту легкую метель за наше предприятие и будем на «ты».

Черт. Я предпочитаю следовать вдохновению. Что же касается «Ты», «Вы», <это> плотина пруда и все<го>, что не луга, а мельник бывает виновником их затопления. Однако здесь становится жарко даже и для нас, умеющих жить в пекле. Ты знаешь, кто это? В сусличьей остроконечной шапке, в дубленом зипуне, подвязанном зеленым поясом, и притворяющийся пьяным? Это Перун.

Перун. А мне наплевать, хотите облесить степи виселицами для изменников и обезлесить леса – облесяйте. Ваше счастье и ваше добро – манная утка для диких товарищей, летящих на гибель. Вот почему она цела, зовет спокон веков на выстрелы. А мне наплевать. Я пришел вас спасти. А не хотите, как знаете.

Старичок. Ведомо, против воли нельзя…

Мальчишка(к Перуну). Дядюшка, а дядюшка, достань воробушка!

Перун. А мне наплевать. Городовой, а городовой, ты хороший человек, а?

Городовой. Некогда мне с тобою разговаривать.

Кто-то. Ух! вот это д-да! (Изумленный, останавливается и бежит дальше).

Молодой господин. Как ты думаешь, Черт, много ли сейчас времени?

Черт. Судя по вашему лицу, я думаю, осталось ровно столько, чтобы ко времени появления вашей обольстительницы ее красота имела нежные очертания скуки.

Молодой господин. В этом есть опасность, мой дорогой.

Черт. Опасность? Опасны, но я когда-то пас сны! Смотри: в охабне и жемчугами покрытой мурмолке «последний русский», ты видишь, идет. Не правда ли, его брови приподняты грозой, а на устах змеится недобрая улыбка. О, он предвидит то, о чем бросил пророчество в дубленом зипуне Перун, но кто его слушает? На него только с улыбкой оглядываются и, смеясь, показывают пальцами. Он тоже знает кое-что о лесах, о которых не знал Геродот. Но что это, цветочные войны? Мечи из цветов?! Смотрите, завязывается битва. Обороняются, играя снежками, выходя с книгами в руках, с утомленными лицами, они бросают и храбро ведут битву цветов. О, в этой битве цветов и я умереть готов! Здесь есть лица недурные даже для ведем. Но есть и ученые.

Крашеные кошки и собаки прилежно заменяют соболя расходящихся с учения девушек.

Песнь гуляк<и>.

Я пою навстречу тучам:

Сном мгновенным, сном летучим

Именуйте жизни зелье.

Жизни тесна, низка келья.

Но порою слишком жгучим

Взорам тонко покрывало.

Мы напевы смерти учим

До седьмого истин вала.

Одна. Конт… Кент… Кин…

Молодой господин. Она! (Бросается с поднятой рукой).

Черт. Куда?

Молодой господин. На звезду, купающую свой лик в котле, орошенном кровью.

Черт. Есть! Вы подымаетесь как два зверя, оставив на земле все ненужное. Среди возгласов «Ах! Ох! Ах!» падаете в обморок. В чем дело? Не нужно ли здесь присутствие черта?

Все (с слабым ужасом). Он<и> улетел<и>.

Черт. Неужели?

<Все>.

Ее волосы печально порыжели

На образе зимней метели.

Они улетели.

Неужели

Им чужды стыд и страх?

Ах… Ах…

Закрывают лицо руками и, вынув платочки, плачут, сидя на снегу.

Черт. Какие прекрасные книги оставлены ею здесь. Целая куча. Все Конт да Кант. Еще Кнут. Извозчик, не нужен ли тебе Кнут?

Извозчик. А? – У меня и свой есть.

Черт. Дело! Неужели вся эта гора книг нужна была для сего весьма легкого и незамысловатого полета по этому зимнему звездному небу? Или это башня для разбега, к которой прибегали все начинающие воздухоплаватели. Ах, по-видимому, скоро будет открыто высшее училище передвижения вскачь на лошадях, лицом, волочащимся по камням, ногами, привязанными к конскому хвосту, хотя некоторые люди говорят, что в старину этот способ передвижения применялся обыкновенно к казни. Но, что хочет погибнуть – погибнет.

Старуха. А то еще есть город, где камни учатся быть камнями и проходят все три рода образования – высшее, среднее и низшее. А мостовая учится быть мостовой, и что же! – Все люди ходят из предосторожности с отбитыми предварительно носами, а кони, от избытка образования, там трехногие. – Потому что камни ходят и изучают Канта.