Том 4. Девяностые - [11]
Кричать: «Что они, мерзавцы, делают» – стыдно. «Что мы, мерзавцы, делаем» – неточно.
Что с народом?
Рискуют все, господа!
Ох черт, народ начинает понимать, что при попадании наверх они что-то такое видят, чего не видели раньше.
– Ну что там? – кричит снизу народ.
– Да подожди ты!
– Да спина-то устает, за сапогами небось стоите? Ну чего там, ну не изобилие? Хоть чего-то видать?
– Да погоди тут… Сейчас… Тут вообще, кажись, с приватизацией… Этот, что на приватизации настаивал, попав на самый верх, вдруг стал настаивать на централизации.
– Да тут такое… Ну так что? Даем либерализацию с приватизацией.
– Даем, даем… Тут… Может, сначала…
– Эй!
– Чего тебе?
– Дак тяжело.
– Знаем. – И тишина.
– Эй! Чего затихли?
– Чего?.. Эх… Тут эти… вооруженные силы… Тьфу ты… сейчас… – И тишина.
– Дак тяжело.
– Да ты там не шевелись. Ты там… Вообще стоять не на чем. Сейчас вообще как поменяемся местами. У тебя другое правительство есть?
– Нету.
– И стой, не шевелись.
Рискуют все!
Через дыру в заборе чужеземцы видят сплошное мелькание – то правительство прильнет к дыре, то народ.
– Дайте чего-нибудь.
– А вы там обозначьтесь отчетливее. Отчетливее. Кому давать-то?
– От.
Опять мельтешение. Правительство прильнуло.
– Дадите вы там или нет?
– Кому-кому. Вы кто?
– Как кто?
Драка. Уже другое правительство прильнуло.
– Мы суверенное, независимое. Да не мешай ты. Отойди. Убери руки, руки убери! Отпусти, сука. А-а…
– Ты лучше флот отдай!
– Да? А хутор Михайловский не хочешь?
– Эй, это Европа?
– Да.
– Значит так, если вы не хотите иметь дело… Стой! Стой… Руки отпусти… Ну дай сказать. Так вот, если вы не хотите иметь неприятности, положите вон под тот камень пять миллиардов. Отойди. Стой. Отойди, дай сказать… Оторвись, козел. Мы тут уточнили – десять миллиардов.
– Да, десять миллиардов под тот камень.
– Послушайте, не давайте им ничего. Это самозванцы. А нас избрал народ. Где ж у меня результаты голосования? Сейчас… Да не трогай. Вот результаты – восемьдесят восемь процентов. Значит, мы требуем на стабилизацию экономики вон под тот кирпич двадцать миллиардов.
– Стой, пусти. Мы вообще исламские государства. Мы здесь никого не знаем. Мы только что получили полный вотум огромного доверия. Вот результаты голосования – сто двадцать восемь и шесть процентов. Даже еда у нас есть. Мы хотим на религиозную литературу двадцать девять миллиардов. Нет… нет… Не оторвешь… Нет… что-что? Ты не понял. Я не прошу на армию. Я их прошу на литературу. Тсс-с… Все. Тихо. Да, да. (Шепотом.) Там есть щель. Как стемнеет, прошу туда. Конфиденциальная встреча. Никто мешать не будет. Часов давайте в семь.
– Эй, Европа. Не надо в семь, не слушайте их. Это самозванцы, у них нет вотума от народа. Это мы будем в семь у щели.
– Эй, все. Мы отменяем эти переговоры, мы назначаем новые переговоры.
– Ескюз, мы хотим помочь, но мы не знаем, с кем иметь дело.
– Как с кем?
– Ну, с кем?
– Как с кем?
– Ну, с кем?
– Как с кем? Только не с ними.
– А с кем?
– Как с кем? С нами.
– А вы кто?
– Мы кто?
– Да, вы кто?
– Ну разберитесь между собой.
– Не дай бог, – ответили внутри забора.
– Вот и хорошо, – сказали в Европе.
Рискуют все.
Те кто остался, рискуют остаться.
Те кто уехал, рискуют уехать.
Давайте глянем друг другу в глаза.
Риск – благородное дело!
Первый
Президент. Он же генсек ЦК КПСС. Он же председатель Всесоюзного стачечного комитета.
Он же – руководитель оппозиционной платформы.
Он же – сторонник жесткого курса.
Он же – правый, если смотреть слева, и левый, если смотреть справа, хотя сам утверждает, что в центре. Но это оптический эффект.
Он же – за независимость на местах при полной зависимости от центра.
Он же – за выход из СССР кого угодно, только с СССР вместе.
Он – за переход к рыночной экономике, не выходя из социализма, и за все виды собственности, кроме частной, личной, индивидуальной и вообще принадлежащей кому-то.
За реформы при сохранении стабильности и полную свободу при сохранении хозяйственных связей, за отход КПСС от власти при сохранении руководящей роли.
В результате всех этих взглядов его стало страшно оставлять одного, ибо, войдя в кабинет, он себя там не застанет, а выйдя, останется там.
С особым удовольствием население любуется им, когда он говорит:
– Я убежден! Это наш единственный путь.
– Конечно, – говорим мы, – единственный наш.
Актер
Не знаю, как растет публика. Но я видел, как опускаются актеры.
Печать частых встреч. Бесчисленные перемены характера. Легкое сумасшествие на базе крупной популярности рождает интересные вопросы к окружающим:
– У вас и вокзал есть? И поезда есть? И сесть в них можно? Прямо на этом вокзале? Как интересно. Поздравляю. Прекрасный город. Только почему вы его не убираете?.. Вам бы оборудовать следующий берег. Ну, вот этот – напротив. Построить там отели, рестораны. Это хорошая идея. Я вам ее дарю.
А вот я вижу вдали горы. Вы их как-нибудь используете в промышленности?.. Нехорошо… Реку вы используете для обмыва, а горы нет. Надо, надо. Поставить там какой-нибудь завод, будет очень красиво. Одинокий такой дымок светло-коричневый на зеленом фоне склона – очень симпатично.
Собравшиеся зеваки ответственно кивают, как будто от них что-нибудь зависит. Ну, а он… Взгляд рассеянный. Слух ненаправленный. Отвечает через вопрос. После третьего может ответить на первый. Дает себя усаживать в машину, везти куда-то, но быстро реагирует на слова «обед» и «касса».
В сборник вошли: Послушайте; Посидим; Портрет; Воскресный день; Помолодеть! ; Начальное образование; Кочегаров; День; Везучий и невезучий; Куда толкать? ; В век техники; Берегите бюрократов; Когда нужны герои; Участковый врач; В магазине; Вы еще не слышали наш ансамбль; Что охраняешь, товарищ? ; Нормально, Григорий. Отлично, Константин. ; Собрание на ликеро-водочном заводе; Сосредоточенные размышления; Полезные советы; Доктор, умоляю; Колебаний у меня нет; О воспитании; Давайте сопротивляться; Каждый свой ответ надо обдумывать; Дефицит; В греческом зале; Для вас, женщины; Ранняя пташка; Темные проблемы светлой головы; Холодно; Если бы бросил; Ненаписанное письмо; Твой; Ваше здоровье; Фантаст; Алло, вы меня вызывали? ; Специалист; Он таким не был; Он – наше чудо; Тараканьи бега; Довели; Нюансы; Сбитень варим; Ночью; Женский язык; Дай ручку, внучек; Я прошу мои белые ночи; Ставь птицу; Обнимемся, братья; Нашим женщинам; Давайте объединим наши праздники; Как делается телевидение; О дефиците; За все – спасибо; Автобиография; Карта мира; Как шутят в Одессе; Двадцатый век; Монолог мусоропровода; Диалоги директора; Так жить нельзя; Как это делается (опыт политической сатиры);.
В эту, пятую, книгу вошли трактатики, написанные после 2000 года.Автор.
Михаил Михайлович Жванецкий родился и вырос в солнечной Одессе, и каждый год он проводит в своем родном городе несколько месяцев. Теплом и светом Одессы автор щедро делится с нами. В этом сборнике его незабываемые «Авас», «В Греческом зале», «Одесский пароход», «Собрание на ликеро-водочном заводе», «Свадьба на сто семьдесят человек», «Консерватория», «Нормально, Григорий! Отлично, Константин!» и еще много широко известных произведений. Он гений, феномен, создатель не имеющего аналогов ни в литературе, ни на сцене жанра – «Жванецкий». Существует мнение, что Жванецкий – своеобразный поэт.
Читая Жванецкого, слышишь его голос, и легко представить себе, как Михаил Михайлович выходит на сцену, вынимает из портфеля стопку страничек и читает их в своей оригинальной манере: с паузами и акцентами на отдельных словах. Но когда мы сами читаем его тексты, нам открывается иная глубина знакомых фраз и многовариантность их понимания.Юмор – самая притягательная грань таланта Жванецкого.Его смех – покрова вечных вопросов и горьких истин, над которыми человек не может не задумываться. Ведь все, о чем пишет и говорит маэстро Жванецкий, – то наша жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Собрал короткое о любви.Может высказывания пригодятся, а может любовь короткая……Сборник не для чтения – открыл и произнёс!».
Михаил Жванецкий: "Зачем нужно собрание сочинений? Чтобы быть похожим на других писателей. Я бы, может, и ограничился магнитофонными записями, которые есть у людей, либо видеоматериалами. Но все время идет спор и у писателей со мной, и у меня внутри – кто я? Хотя это и бессмысленный спор, все-таки я разрешу его для себя: в основе того, что я делаю на сцене, лежит написанное. Я не импровизирую там. Значит, это написанное должно быть опубликовано. Писатель я или не писатель – не знаю сам. Решил издать все это в виде собрания сочинений, пять небольших томиков под названием «Собрание произведений».
Пятый, дополнительный том к Собранию произведений Михаила Жванецкого не ограничивается, как четыре предшествующих («Шестидесятые», «Семидесятые», «Восьмидесятые», «Девяностые»), одним десятилетием, а претендует на большее – «Двадцать первый век».Претензия оправданная: с новым веком Жванецкий преодолел самый, возможно, трудный перевал – собственную невероятную, почти фольклорную магнитофонно-телевизионную известность. Прежние его тексты, все наперечет, помнятся на слух, просятся на язык. Большинство же монологов нового века читателю Жванецкого впервые придется не услышать, а действительно прочесть.
Михаил Жванецкий: "Зачем нужно собрание сочинений? Чтобы быть похожим на других писателей. Я бы, может, и ограничился магнитофонными записями, которые есть у людей, либо видеоматериалами. Но все время идет спор и у писателей со мной, и у меня внутри – кто я? Хотя это и бессмысленный спор, все-таки я разрешу его для себя: в основе того, что я делаю на сцене, лежит написанное. Я не импровизирую там. Значит, это написанное должно быть опубликовано. Писатель я или не писатель – не знаю сам. Решил издать все это в виде собрания сочинений, пять небольших томиков под названием «Собрание произведений».