Том 4. Чистое Сердце. Флибустьеры - [179]

Воцарилось тягостное молчание. Эти слова произвели на графа такое глубокое впечатление, что, несмотря на все усилия, он никак не мог от него отделаться. Леперо угадал, что происходит в душе его, и, подойдя, вкрадчиво произнес:

— Почему же вы не предупредили меня, сеньор граф, что вам нужен проводник?

— Зачем?

— Разве вы забыли, что я взялся проводить вас к донье Аните?

— А вы знаете дорогу?

— Да — настолько, насколько может знать ее человек, дважды прошедший по ней.

— Слава Богу! — воскликнул вне себя от радости граф. — Вопрос решен, мы выступаем, ничто больше нас не удерживает. Диего Леон, распорядитесь, чтобы дали сигнал к сбору в поход, а вы, дружище, будете нашим проводником. Впоследствии вы будете иметь случай убедиться в моей благодарности.

— О! Положитесь на меня, граф, — отвечал леперо со своей наглой, коварной усмешкой, — уверяю вас, что вы прибудете благополучно.

— Это нам только и нужно.

Блаз Васкес, сам не отдавая себе отчета (как все честные натуры в присутствии мерзавцев), чувствовал в душе необъяснимые недоверие и отвращение к леперо. Он ощутил это с того самого момента, когда Кукарес появился среди них прошлой ночью. Услышав, что между ним и графом установились какие-то близкие отношения, он сильно обеспокоился и некоторое время внимательно присматривался к леперо, затем отозвал графа в отдаленный угол залы. Граф последовал за ним. Капатас обратился к нему шепотом:

— Берегитесь, этот человек вас обманывает.

— Вы его знаете?

— Нет, но в том, что он мерзавец, я уверен.

— Почему?

— Что-то говорит мне это.

— А есть у вас доказательства?

— Никаких.

— Ну, так вы с ума сошли, дорогой дон Блаз! От страха вы совсем голову потеряли.

— Дай Бог, чтобы я ошибался!

— Слушайте, вас ничто не принуждает идти с нами. Оставайтесь здесь и ждите нас. Таким образом, что бы ни случилось, вы не подвергнетесь тем опасностям, которые, по-вашему, угрожают нам.

Капатас выпрямился с решительным, гордым видом.

— Довольно, дон Гаэтан, — холодно ответил он графу. — Предостерегая вас, я действовал, как велит мне моя совесть. Вы вольны принимать или не принимать в расчет мои слова. Вы свободны, а я лишь исполнил свой долг, как и должен был поступить. Вы желаете идти вперед? Я последую за вами и надеюсь, скоро мне удастся доказать вам, что если я благоразумен, то это не значит, что я трус. Когда надо, я храбр, какая бы опасность ни грозила мне.

— Благодарю вас, — с чувством отвечал тронутый этой речью граф, горячо пожав руку Блазу. — Я был уверен, что вы не покинете меня.

В этот момент снаружи послышался сильный шум, и лейтенант Диего Леон быстро вошел в залу.

— Что с вами, лейтенант? — холодно обратился к нему граф. — Почему у вас такой растерянный вид? Зачем вы пришли сюда?

— Капитан, — задыхающимся голосом проговорил лейтенант, — отряд взбунтовался.

— Как! Вы говорите, что взбунтовались мои солдаты? Все до единого?

— Да, капитан.

— Ах! — и граф в смущении стал нервно крутить свои усы. — А вы не знаете, чего они хотят, отчего взбунтовались?

— Они не хотят идти в пустыню дель-Норте.

— Любопытно посмотреть на все это, — проговорил граф, делая шаг по направлению к выходу.

— Стойте, капитан! — разом крикнули все офицеры, преграждая ему дорогу. — Люди ожесточились, они могут совершить ужасное преступление.

— Милостивые государи, прошу оставить меня в покое! — проговорил граф, стараясь сохранить спокойное выражение лица и жестом отстраняя своих подчиненных. — Они меня еще не знают. Я покажу этим бандитам, что в состоянии командовать ими.

И не говоря более ни слова, он твердым, спокойным шагом медленно вышел из залы.

Солдаты между тем потрясали оружием, яростно выкрикивая угрозы в адрес графа и его офицеров.

В это время дверь дома отворилась, и в ней появился граф.

Он был бледен, но спокоен. Надменным, презрительным взглядом он обвел бушевавшую вокруг него толпу.

— Капитан! Вот капитан! — закричали солдаты.

— Убить его! — подхватили другие.

— Смерть ему, смерть ему! — глухо и зловеще отозвались задние ряды.

Все бросились к графу с оружием в руках, произнося проклятия.

Граф не отступил, напротив, он сделал шаг вперед.

В зубах у него была сигара, которой он попыхивал так же беззаботно, как после изысканного завтрака в кафе д'Англе.

Ничто не действует на возбужденную толпу так сильно, как полнейшее, но в то же время естественное — не показное — хладнокровие.

Наступающие остановились.

Капитан и его солдаты стояли друг против друга, оценивая друг друга взглядами, как кровожадные тигры, готовые броситься и разорвать противника на куски.

Граф воспользовался так неожиданно наступившим моментом тишины, чтобы обратиться к солдатам с речью.

— Что вам угодно? — начал он спокойным голосом, невозмутимо вынимая изо рта сигару и следя взглядом за облачком выпущенного голубоватого дыма, уплывающего к небу.

При этом вопросе капитана оцепенение солдат исчезло, крики и вой возобновились с удвоенной силой. Бунтовщики как будто решили нарочно не поддаваться влиянию смело глядевшего на них капитана. Все заговорили сразу, обращались к нему со всех сторон, требуя, чтобы он выслушал их.

Граф, теснимый со всех сторон солдатами, забывшими всякую дисциплину и уверенными в своей безнаказанности в стране, где справедливый суд не существовал вовсе, устоял, однако, и сумел сохранить хладнокровие. Он дал всем этим людям с глазами, налитыми кровью, и с пеной на губах наораться вволю, а когда решил, что они немного подустали и не знают, что еще сказать, вновь начал таким же спокойным голосом, как и в первый раз: