Том 4. Черный карлик ; Пуритане - [209]

   —     Может быть. Но чего ради ты сейчас тычешь мне этим в глаза? И чем, по-твоему, этот человек похож на нашего мистера Гарри?

   —     Хорошо, я тебе скажу, — ответила Дженни.— Мне показалось, что он прячет от нас лицо и говорит не своим голосом. Вот я и решила испытать его разговорами о старине, и, когда я сказала тебе о горячей похлебке, он, правда, не рассмеялся — он теперь для этого слишком важный, — но так лукаво взглянул на тебя, что мне стало ясно: он понимает, в чем дело. И все его огорчения — из-за замужества мисс Эдит, и я никогда в жизни не видала мужчины, который бы так любил — я могла бы сказать: мужчины и женщины. Помню, как плохо стало мисс Эдит, когда она услыхала, что он и ты (безобразник ты этакий!) идете с мятежниками на Тиллитудлем. Что же нам теперь делать?

   —      Что же мне делать! — сказал Кадди, торопливо натягивая одежду, от которой уже успел частично освободиться. — Пойти, что ли, сейчас же повидать моего господина?

   —      Ну нет, Кадди, ты никуда не пойдешь, — спокойно и решительно заявила Дженни.

   —      То есть как это так? Что за черт сидит в этой женщине, — сказал Кадди. — Неужто ты думаешь, что я тебе муж вроде Джона Томсона и что мною до самой смерти будут помыкать бабы?

   —      А каким же мужем тебе хочется быть? И кому же еще тобою командовать, муженек, как не мне? — ответила Дженни. — Погоди, я растолкую тебе все по порядку. Никто, кроме нас с тобою, не знает, что молодой Милнвуд жив, — и так как он упорно скрывается ото всех, я думаю, что он приехал сюда, чтобы тотчас уехать обратно, если мисс Эдит вышла замуж или собирается замуж; тогда он не станет больше их беспокоить. Но если мисс Эдит узнает, что он жив, то, стоя даже с лордом Эвенделом под венцом, она ответит священнику «нет», когда нужно будет ответить «да».

   —      Ну и что же, — проговорил Кадди, — какое мне до этого дело? Если мисс Эдит ее прежний жених нравится больше, чем нынешний, почему она не может переменить решение, как это порою проделывают другие? Ты знаешь, Дженни, Хеллидей и посейчас продолжает твердить, что ты когда-то обещала ему выйти за него замуж.

   —      Хеллидей — лгун, а ты, Кадди, просто дурень, что слушаешь его враки. А что до молодой леди, то не дай бог сделать ей такой выбор! Можешь не сомневаться, что все золото мистера Мортона — в галунах на его кафтане. Как бы смог он содержать леди Маргарет и еще молодую леди?

   —      А разве не существует Милнвуда? — возразил Кадди. — Правда, старик отказал доход с него домоправительнице до конца ее дней, потому что не знал ничего про племянника, но стоит только поговорить со старой Уилсон как следует, и они могли бы отлично прожить с леди Маргарет.

   —     Как бы не так, дружок, — ответила Дженни,— ты их совсем не знаешь, раз думаешь, что такие знатные леди станут жить одним домом с Эли Уилсон, когда они из гордости не принимают помощи даже от самого лорда Эвендела. Нет, нет, если она выберет Мортона, им придется жить походною жизнью.

   —     Ну, это, конечно, не для старой леди, — заметил Кадди, — ей и одного дня не протянуть в дорожном фургоне.

   —     И тогда между ними пойдут споры о вигах и тори, — продолжала хитрая Дженни.

   —     Тут и говорить нечего, — согласился Кадди,— старая леди в некоторых вещах ужасно упрямая.

   —     А потом, Кадди, — продолжала его супруга, которая предусмотрительно приберегала под конец свой наиболее сильный довод, — если расстроится эта свадьба с лордом Эвенделом, не видать нам ни отдельного дома, ни огорода, ни выгона для коровы. И тогда и мне, и тебе, и нашим славным ребяткам только и останется, что пойти по миру.

   Тут Дженни принялась всхлипывать. Кадди не находил себе места, не зная, на что решиться. Наконец он сказал:

   —     Ладно, жена, не можешь ли ты спокойно, без этого плача, сказать, что же нам в таком случае делать?

   —     То-то и оно, что ничего, — ответила Дженни.— Делай вид, будто про этого джентльмена тебе ничего не известно, и никогда никому, умоляю тебя, ни словом не обмолвись о том, что он побывал у нас или в господском доме — там, наверху. Знай я, кто он, уступила бы я ему нашу собственную постель, а мы с тобой спали бы в хлеву, пока он не уедет. Но теперь ничего не поделаешь. Нужно пораскинуть умом, как бы завтра утром выпроводить его отсюда, да половчее. Надеюсь, что больше ему не захочется сюда возвращаться.

   —      Бедный мой хозяин!— воскликнул горестно Кадди. — Значит, мне и поговорить с ним нельзя?

   —      Ни за что, — ответила Дженни, — ты не обязан его узнавать, и я бы не сказала тебе, кто он такой, если бы не боялась, что при утреннем свете ты его, может быть, и узнаешь.

   —      Ну, раз так, — сказал Кадди, тяжко вздыхая,— раз так, я лучше пораньше уйду на пахоту; если мне с ним нельзя и поговорить, так лучше уж не быть дома.

   —      Правильно, дорогой! — ответила Дженни. — Нет никого умнее тебя, если ты чуточку посоветуешься со мной; только никогда не делай ничего важного по своему разумению.

   —      Кажется, и впрямь так, — пробормотал Кадди. — У меня всегда была какая-нибудь старуха, или хозяйка, или еще какая другая женщина, которые заставляли меня делать по-своему, а не по-моему, — продолжал он, раздеваясь и укладываясь в постель. — Сначала то была матушка, потом леди Маргарет, не позволявшая мне иметь в голове свои мысли, и они ссорились между собою, и толкали меня сразу на две дороги, и каждая тянула к себе, точно Панч и дьявол, что дерутся за булочника на ярмарке; а теперь я женат,— продолжал он бормотать, заворачиваясь в одеяло, — и моя жена, сдается, совсем уж ведет меня за собой на поводу.