Том 3. Сумбур-трава. Сатира в прозе, 1904-1932 - [23]

Думаю, что самый хладнокровный англосакс, попав на нашу «галерку», потерял бы всякое терпение и сбросил бы неотвязного «надоеду» вниз в партер или, проклиная тот час, в который он решил пойти в «житомирскую оперу», сам бросился бы туда. Последние завывания на сцене, падает (или, вернее, сползает) занавес, и начинается сцена из Дантова «Ада». Галерка надрывается, топочет ногами — и добивается своего: выходят «залетные соловьи», кланяются, поднимают две брошенные в них из ложи розы и удаляются. Умилительно!

Публика, осипшая и довольная, валит в «курилку» и коридоры. Здесь идут оживленные прения и «обмен мыслей». «Как вам понравилось?» — «Ничего себе — только у Амнерис голос немного колыхается»… «А зато какое piano!» — «Эт! Разве это опера? Это не опера, а… (следует энергическое слово) — вот в прошлом году». Тоскливо прислушиваюсь к этим разговорам, а одна неотвязная мысль не дает мне покоя: при чем здесь «Аида»? Потом… что было потом?.. Подымался занавес, опускался занавес, на сцене пели «об упоенье, о страданье, о мести» — я им не верил, «публика» наслаждалась, бесновалась и выказывала «знаки одобрения» — я ей тоже не верил.

Не верил потому, что, если бы на сцене «семь коров тощих» пожрали «семь коров тучных», — эта самая публика пришла бы в еще больший восторг, вызывая дикими голосами прожорливых коров.

Житомирская публика криклива и наивна, как ребенок… Покажут ей откормленного господина с неприятными ужимками и скажут — это египетский вождь Радамес — она верит и радуется. Выйдут ли семь семитов и, воздев руки к потолку, завопят «гимн без слов» Озирису — публика верит, что это и есть египетские жрецы — верит и опять радуется… а если радуется, то обязательно кричит и оглушительно хлопает в ладоши. Чем не ребенок?.. Впрочем — каждый радуется по-своему — и каждый глуп… тоже по-своему, но когда в продолжение нескольких часов подряд видишь все это в массе — угнетающее впечатление производит!

<1904>

ДЕЛИКАТНЫЕ МЫСЛИ > *

Если бы Марфа Посадница была жива, она бы, пожалуй, не записалась в конституционно-демократическую партию…

* * *

«Правительственный вестник» завел свое собственное «Русское государство» — и дело! Ибо подлинное русское государство давно уже в «Правительственный вестник» колбасу заворачивает.

* * *

В древности человеческая злоба и темнота заключила Апостолов Петра и Павла в тюрьму. Ныне она воздвигла Петропавловские крепости.

Плюй, дурак, в колодец — придет час, когда тебя утопят в нем.

* * *

Что такое министерская добродетель? — Сие необъяснимо, ибо никто никогда таковой не видал.

* * *

Когда увидишь штаны с лампасами, не пугайся красного цвета — в данном случае он вполне благонадежен.

* * *

Не верь городовому: городовой врет по долгу службы.

* * *

Запретить людям дышать — нелепо, но привлекать их потом к ответственности по статье 9999 за то, что они все-таки дышат, еще более нелепо.

* * *

«И возвратятся псы на блевотину свою». Увы, это оправдалось после 17-го октября…

* * *

Нынче все навыворот — раньше Ломоносов из Архангельска шел в университет, а теперь Ломоносовых из университета отправляют в Архангельск.

* * *

Балансируй, безносая министерская мудрость, — все равно упадешь!

* * *

Официальные сообщения — это те лохмотья, которыми тщетно пытаются прикрыть прокаженное тело.

* * *

«Человек происходит от обезьяны» — так учил Дарвин… Он не предвидел Победоносцева, иначе ему пришлось бы доказывать, что бывают случаи, когда и обезьяна от человека происходит.

* * *

Иногда достаточно убить человека, чтобы не быть им убитым.

* * *

Полевой суд, пулевой суд — а суда все не видно!

* * *

Реакция отрыжке подобна.

Трое спорили:

— Дважды два — пять.

— Нет, семь!

— По-моему, восемь…

«А не четыре?» — спросил робкий голос.

Тогда все трое с негодованием закричали: «Это старо!»

* * *

«Не делай ничего, что глупо и ненужно», — пишет Рукавишников в конце своей четвертой книги!!!

* * *

Как можно добиться свободы печати в несвободной стране с наименьшей затратой энергии? Издавая газету, печатай в заголовке жирным шрифтом: «Свободные мысли».

* * *

«Союз русского народа»… Бедный русский народ! Это так же звучит, как «Союз детоубийц и растлителей имени Всеволода Гаршина».

* * *

«Дадим свободу инстинктам!» — вскричала девица, прочитав «Санина». «Осмелюсь по этому случаю взять вас за подбородок?» — спросил наивный собеседник. «Но вы с ума сошли!»

* * *

«Выше лба уши не растут» — ослы каждый день доказывают противное.

<1906–1908>

КАРТИНА > *

На горизонте багровые облака в форме тощих коров, пожирающих тучных.

В центре столб, смазанный декадентским салом. Наверху сидит Слава, с лицом проститутки в венке из бумажных маков. Щелкает семечки.

Брюсов почти у перекладины, на которой давно отдыхающий Бальмонт говорит богине на ухо глупости.

Та краснеет и отворачивается: «Отстань, постылый!»

Под Брюсовым — Белый. Весь в мыле, глаза выкатились, пиджак треснул. Скользит, но лезет.

Еще ниже Блок. Беспомощно ерзает и старается схватить Белого за ноги. Тот дает свечку, и Блок съезжает по столбу вниз, где опять начинает свою Сизифову работу.

Все они начинаются на «Б». «Будущее» тоже начинается на «Б» — несомненно оно принадлежит им…