Том 3. Сумбур-трава. Сатира в прозе, 1904-1932 - [19]

Но, увы! Театры не делают сборов (даже «дивы» оперетки жалуются: «В Житомире не разживешься!»), трамваи возят по два, по три пассажира — не больше, боясь, вероятно, надорваться; у библиотекарей, при виде нового абонента, на лице немой вопрос: «Какая его нелегкая сюда занесла?» — а наши всевозможные общества влачат самое убогое существование, и все страдают «бледной немочью» от плохого питания.

Житомирец на карман туг — и дальше платонического сочувствия редко идет.

Пошленькая, прикладная мудрость всегда выручит: всем, мол, не поможешь, а паллиативы (любят у нас это слово) не должны иметь место в здравомыслящем обществе.

Что, мол, за помощь?

Как в народной песне: «Хвост вытащит — нос увязнет».

Ах, господа, «благоразумники»!

Вам бы широкой инициативы, больших средств — то-то бы вы себя показали… И красивых бы слов наговорили всласть, и другим бы дали поговорить…

Только чтобы на готовенькое, — чтобы и дело было налажено, — и деньги наши при нас остались…

* * *

Видали вы когда-нибудь, как два житомирца встречаются на улице? — Презабавно!

Неизменно, по доброму обычаю, один справляется у другого: «Что нового?»

Вопрошаемый обыкновенно в полном недоумении… даже испарина показывается… «Что нового?» — то есть, в каком смысле?

И ответ большей частью самый утешительный: «Ничего…»

Маленькое и такое простое это слово — «ничего», а сколько в нем обидного!

«Ничего нового» — это незаметная, но неотразимая, как смерть, судьба человека, который еще, по-видимому, живет, рассуждает, ходит в гости, сплетничает, но человек этот мертв и заражает все, к чему ни прикоснется его бессильная, дряблая рука.

Может быть, это слишком сильно… но когда день за днем только одно безотрадное, голое «ничего», — жутко как-то становится!..

* * *

Читатель, если он терпеливо до конца пробежит эти строки, конечно, будет озадачен…

Где же «злоба дня»? Как же можно без «злобы дня»?

Пока у нас одна «злоба дня», приглядевшаяся и незаметная, — имя ей «спячка»…

А время принесет с собой какой-нибудь «пикантный эпизод»…

Иван Иванович поссорится с Иваном Никифоровичем (без этого они не могут!) — и доставят немалое развлечение окружающим, выкладывая всю подноготную своих делишек…

А пока лето вступило в свои права — будем же им с «чистым сердцем пользоваться».

И хотелось бы, чтобы этой пресловутой «злобы дня» было поменьше…

Больно уж она у нас неприглядна! — дальше «скандальной хроники» и киваний друг на друга — все ничего не вытанцовывается.

Поживем — увидим…

II

Человек любит сомневаться.

Чем объяснить это обычное явление — не знаю.

Любознательным рекомендую порыться в «Популярных психологиях» Сытина et tutti quanti[1], там, говорят, все можно найти…

Мне же кажется, что есть особый «микроб сомнения».

Он носится в скученной и душной земной атмосфере наших весей и городов и, не разбирая ни пола, ни возраста, ни звания, заползает незаметно в душу и начинает свою разлагающую, подтачивающую работу.

Сомневаются все — и во всем — старые и молодые, развитые… и просто глупые.

Каждый, конечно, по-своему…

Всегда, с незапамятных времен люди верили в свое «подрастающее поколение»…

Люди любили и берегли свою молодость… называли ее «молодыми побегами», «солью земли»…

Не то в наши дни…

«Наше поколенье юности не знает…»

Спросите вы какого-нибудь «сомневающегося индивидуума» 18 лет, любит ли он Гончарова, Тургенева, Достоевского.

Назовите всех, кем гордится наша литература.

Ответ будет скор и лаконичен: «Устарели!», при этом молодой человек «делает умное лицо» и иронически на вас посматривает…

«Старая школа, батенька!»

И вот после такого «пассажа» вы сами начинаете сомневаться в том, читал ли милый мальчик «устарелых»?..

И если читал, то не так ли, как гоголевский Петрушка?

Наконец, сомневаетесь и в том, читал ли он вообще что-нибудь, кроме «заданного»?

Сомнение, продолжая свою разрушительную работу, доводит вас до того, что вам начинает казаться — уж не представители ли переходной формации от обезьяны к человеку перед вами!..

И, смущенный и огорченный, вы торопитесь уйти…

Вам даже досадно: «Дернуло же спрашивать!»

Сомнение сделало свое дело…

Еще одна «иллюстрация» — подошли вы к вашей доброй знакомой «поболтать».

«Я вам не помешаю, добрейшая (имярек)?» — в тоне вашего вопроса уже звучит сомнение…

Вместо спокойной уверенности в себе — вы с глубоким огорчением замечаете, что голос у вас дрожит, «срывается с тона» — и вообще вы начинаете чувствовать себя прескверно.

Угрюмый и недовольный, вы добросовестно шагаете рядом, а в голове родится мучительный вопрос сомнения: «Зачем я подошел?»

«Особа», смущенная вашим «сугубым» молчанием, — сама приветливо обращается к вам.

Вас спрашивают о том, «как поживаете», «что поделываете» и «не думаете ли вы уехать»…

Но вы скучны, неинтересны… и не красноречивы.

Так или иначе — вы откланиваетесь.

В результате два сомнения — вы злитесь на себя, а попутно и на «добрую знакомую» — тоном глубокого сомнения задаете себе вопрос (в нормальном состоянии вы этого не сделаете): «Не дурак ли я после этого?», а она начинает сомневаться в своей способности судить о людях вообще и о вас в особенности: «Я считала его интереснее».