Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - [24]

  В очах, где грусть измен,

Весь бред моих страстей напрасных,

  Моих ночей, Кармен!

Я буду петь тебя, я небу

  Твой голос передам!

Как иерей свершу я требу

  За твой огонь — звездам!

Ты встанешь бурною волною

  В реке моих стихов,

И я с руки моей не смою,

  Кармен, твоих духов…

И в тихий час ночной, как пламя,

  Сверкнувшее на миг,

Блеснет мне белыми зубами

  Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой,

  Что ты, в чужой стране,

Что ты, когда-нибудь, украдкой

  Помыслишь обо мне…

За бурей жизни, за тревогой,

  За грустью всех измен, —

Пусть эта мысль предстанет строгой,

  Простой и белой, как дорога,

  Как дальний путь, Кармен!

28 марта 1914

«Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь…»

Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь.

Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет,

Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь.

Вот почему я — твой поклонник и поэт!

Здесь — страшная печать отверженности женской

За прелесть дивную — постичь ее нет сил.

Там — дикий сплав миров, где часть души вселенской

Рыдает, исходя гармонией светил.

Вот — мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале!

Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя!

Вот чьи глаза меня так странно провожали,

Еще не угадав, не зная… не любя!

Сама себе закон — летишь, летишь ты мимо,

К созвездиям иным, не ведая орбит,

И этот мир тебе — лишь красный облак дыма,

Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!

И в зареве его — твоя безумна младость…

Всё — музыка и свет: нет счастья, нет измен…

Мелодией одной звучат печаль и радость…

Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

31 марта 1914

Соловьиный сад

1

Я ломаю слоистые скалы

В час отлива на илистом дне,

И таскает осел мой усталый

Их куски на мохнатой спине.

Донесем до железной дороги,

Сложим в кучу, — и к морю опять

Нас ведут волосатые ноги,

И осел начинает кричать.

И кричит, и трубит он, — отрадно,

Что идет налегке хоть назад.

А у самой дороги — прохладный

И тенистый раскинулся сад.

По ограде высокой и длинной

Лишних роз к нам свисают цветы.

Не смолкает напев соловьиный,

Что-то шепчут ручьи и листы.

Крик осла моего раздается

Каждый раз у садовых ворот,

А в саду кто-то тихо смеется,

И потом — отойдет и поет.

И, вникая в напев беспокойный,

Я гляжу, понукая осла,

Как на берег скалистый и знойный

Опускается синяя мгла.

2

Знойный день догорает бесследно,

Сумрак ночи ползет сквозь кусты;

И осел удивляется, бедный:

«Что́, хозяин, раздумался ты?»

Или разум от зноя мутится,

Замечтался ли в сумраке я?

Только всё неотступнее снится

Жизнь другая — моя, не моя…

И чего в этой хижине тесной

Я, бедняк обездоленный, жду,

Повторяя напев неизвестный,

В соловьином звенящий саду?

Не доносятся жизни проклятья

В этот сад, обнесенный стеной,

С синем сумраке белое платье

За решоткой мелькает резной.

Каждый вечер в закатном тумане

Прохожу мимо этих ворот,

И она меня, легкая, манит

И круженьем, и пеньем зовет.

И в призывном круженьи и пеньи

Я забытое что-то ловлю,

И любить начинаю томленье,

Недоступность ограды люблю.

3

Отдыхает осел утомленный,

Брошен лом на песке под скалой,

А хозяин блуждает влюбленный

За ночною, за знойною мглой.

И знакомый, пустой, каменистый,

Но сегодня — таинственный путь

Вновь приводит к ограде тенистой,

Убегающей в синюю муть.

И томление всё безысходней,

И идут за часами часы,

И колючие розы сегодня

Опустились под тягой росы.

Наказанье ли ждет, иль награда,

Если я уклонюсь от пути?

Как бы в дверь соловьиного сада

Постучаться, и можно ль войти?

А уж прошлое кажется странным,

И руке не вернуться к труду:

Сердце знает, что гостем желанным

Буду я в соловьином саду…

4

Правду сердце мое говорило,

И ограда была не страшна,

Не стучал я — сама отворила

Неприступные двери она.

Вдоль прохладной дороги, меж лилий,

Однозвучно запели ручьи,

Сладкой песнью меня оглушили,

Взяли душу мою соловьи.

Чуждый край незнакомого счастья

Мне открыли объятия те,

И звенели, спадая, запястья

Громче, чем в моей нищей мечте.

Опьяненный вином золотистым,

Золотым опаленный огнем,

Я забыл о пути каменистом,

О товарище бедном своем.

5

Пусть укрыла от дольнего горя

Утонувшая в розах стена, —

Заглушить рокотание моря

Соловьиная песнь не вольна!

И вступившая в пенье тревога

Рокот волн до меня донесла…

Вдруг — виденье: большая дорога

И усталая поступь осла…

И во мгле благовонной и знойной

Обвиваясь горячей рукой,

Повторяет она беспокойно:

«Что́ с тобою, возлюбленный мой?»

Но, вперяясь во мглу сиротливо,

Надышаться блаженством спеша,

Отдаленного шума прилива

Уж не может не слышать душа.

6

Я проснулся на мглистом рассвете

Неизвестно которого дня.

Спит она, улыбаясь, как дети, —

Ей пригрезился сон про меня.

Ка́к под утренним сумраком чарым

Лик, прозрачный от срасти, красив!..

По далеким и мерным ударам

Я узнал, что подходит прилив.

Я окно распахнул голубое,

И почудилось, будто возник

За далеким рычаньем прибоя

Призывающий жалобный крик.

Крик осла был протяжен и долог,

Проникал в мою душу, как стон,

И тихонько задернул я полог,

Чтоб продлить очарованный сон.

И, спускаясь по ка́мням ограды,

Я нарушил цветов забытье.

Их шипы, точно руки из сада,

Уцепились за платье мое.

7

Путь знакомый и прежде недлинный

В это утро кремнист и тяжел.

Я вступаю на берег пустынный,

Где остался мой дом и осел.

Или я заблудился в тумане?

Или кто-нибудь шутит со мной?