Он был смешон, страшен и свят.
Попадали столбы, опрокинулись телеги и кареты, сгрудились мостовые, начался бой, пальба на всех перекрестках.
Звонарь звонил на разрыв сердца; наконец сердце разорвалось, и горбун, вскрикнув, упал.
II
Президион узнал, что успех восстания может обеспечить только гибель Ферфаса. Поэтому, отдав тайным агентам приказ изловить мошенника, предводитель отдался течению бурных событий.
Сила Ферфаса (о чем знали далеко не все) заключалась в его аппетите. А главное – в его знаменитых словах, сказанных на многолюдном собрании месяц назад.
На трибуну, еще горячую после предыдущего оратора, поднялся, сопя, хмурый толстяк с багровым и беспечным лицом.
– Я – Ферфас, – воинственно заявил он. – Я – не люблю политики, – прибавил он, помолчав, и, еще помолчав, закончил: – Я пойду спать!
Поднялся рев. Образовалась партия Ферфаса. Ферфас же, скрывшись, варил в этот вечер тыквенную кашу с мадерой.
Итак, Президион принял меры против Ферфаса. Но тот?
Тот (заглянем к нему) вздрогнул, заслышав набат, но, оправившись, продолжал любимое занятие.
На полках перед ним расставлены были в строгом порядке банки и мешочки с припасами. Всякие крупы, мучки и соусы были тут; висели также жирная баранья нога, окорок отличной свинины, заяц, гроздь рябчиков и перепелов, а в углу в кадке с желтым маслом торчала новая березовая черпалка.
Ферфас варил на большой спиртовке рагу, подливая в него сложный, только что изобретенный соус с деликатной расчетливостью творца, опасающегося испортить произведение.
Он всегда варил и ел что-нибудь. Население голодало, а Ферфас жарил и варил разные разности и все съедал сам.
Итак, он продолжал свое занятие. Две пули влетели к нему в окно; одна выбила соусник из его руки, другая просверлила живот и обезглазила портрет греческого генерала, висевший сзади Ферфаса.
– Вот штука! – сказал Ферфас и, осторожно захватив горящую спиртовку с кастрюлей, на цыпочках удалился в лифт. Там он прибавил еще соусу, прихлебнул и, нажав кнопку, взвился к чердаку, где сквозь слуховое окно проник к трубе.
Здесь, сидя весьма удобно, продолжал он помешивать и пробовать рагу, взглядывая изредка на побоище.
– Надо бы еще соли! – трагически пробормотал Ферфас.
Тем временем агент Президиона, определив по запаху испарений варева местонахождение Ферфаса, влез на крышу и выпалил из револьвера.
Свинец вышиб одну мысль из мозга мишени, но остальные крепко вертелись на своем месте.
Злобно оглядываясь, Ферфас прижал к животу спиртовку и повлек измученное рагу на противоположный край крыши.
Тогда, стратегически окружив его, агент встал на одно колено и выпустил в Ферфаса пять пуль.
Ферфас схватил спиртовку зубами и спустился по водосточной трубе на улицу, преследуемый по пятам.
Агент выстрелил из винтовки, Ферфас, сиганув за угол, отыскал укромную нишу и там, помешав опять кушанье, страдальчески произнес:
– Все еще сыровато.
III
Пока разыгрывался этот драматический эпизод, Президион, не щадя себя, грудью защищал баррикады и дрался как лев. Серьезно говорим, что он преследовал идеальные цели. Закаленный диетой и бешенством увлечения, старый костяк его отражал безвредно для себя все пули.
Баррикады крепко держались.
Правительство изнемогало.
Стали поступать донесения:
– Арсенал взят!
– Крепость горит!
– Войска колеблются!
– А Ферфас? – мрачно спросил Президион. – Где он повешен?
– Пока… о, пока… нигде…
– Ах! Я теряю терпение.
– Не теряйте!
– Ловите его!
– Есть. Готово. Принимаемся снова ловить его.
Агенты рассыпались по городу. Президион опять появился на гребне баррикады, а Ферфас доедал рагу, чмокая и облизываясь.
Выглянул из-за туч месяц. Из ниши выглянул Ферфас и храбро, под пулями, направился домой спать, таща тщательно завернутые в прокламацию спиртовку и кастрюлю.
Грозный окрик: «Стой!» – заставил его вздрогнуть. Перед ним стоял агент Президиона.
– Ага!
– Ага! – враз сказали они.
– Все кончено! – пролепетал Ферфас.
– На этот раз – да, – подтвердил агент, вынул из кармана веревку и тщательно повесил Ферфаса.
Окончив это трудное дело, агент удалился восвояси, а Ферфас, повисев для приличия минут пятнадцать, вынул ножичек, перерезал веревку и отправился прямо к Президиону.
Президион отдыхал, читая Гераклита. Город спал. Патрули, боясь перестрелять друг друга, рассыпались по квартирам.
– Завтра, – прошептал Президион, – одним последним ударом я докончу столь блистательно начатое. Нет более Ферфаса!
– Ты ошибся! – воскликнул последний, входя в мансарду.
Президион опрокинулся. Ферфас засмеялся. Президион встал. Ферфас сел.
– А! Ты измучил меня! – закричал Президион, хватая револьвер.
– Ты тоже меня измучил, – возразил Ферфас, отламывая ножку стула.
– Так ты бессмертен?!
– Да, как и ты!
– Все для других!
– Все для себя!
– Один из нас лишний!
– Без сомнения!
– Как же мы решим нашу распрю?!
– Очень просто: всенародным голосованием. У меня, Президион, есть чуточку волшебного порошка. Ежели население захочет, чтоб я исчез, – выпью уж я этот порошок, так и быть. А ежели прикажут тебе исчезнуть – угостись ты.
– Согласен.
До утра оба сидели спиной друг к другу и щипали усы.
Утром взволновался весь Зурбаган. Президион и Ферфас вышли на балкон с просьбой решить судьбу дальнейшего их существования.
