Том 3. Позолоченный век - [34]

— Ну разве не здорово?! — воскликнул Генри, выпорхнув из парикмахерской и переступая по палубе мелкими шажками: раз, два, три, раз, два, три. Он был побрит, завит и надушен с обычной для него изысканностью.

— Что здорово? — спросил Филипп, глядя на унылые, однообразные просторы, по которым, кряхтя и фыркая, пробирался содрогающийся всем корпусом пароход.

— Как что? Да все это! Это же грандиозно, поверь моему слову! От этого я бы не отказался, даже если бы мне через год гарантировали сто тысяч долларов наличными.

— Где мистер Браун?

— В салоне. Играет в покер с Шейком и тем длинноволосым типом в полосатых штанах, который вскарабкался на борт, когда трап был уже наполовину убран. А четвертым у них этот детина — делегат в конгресс от Запада[45].

— У этого делегата довольно-таки внушительный вид; посмотри на его черные лоснящиеся бакенбарды: настоящий вашингтонский деятель! Ни за что бы не подумал, что он сядет играть в покер.

— Он говорит, что это маленькая послеобеденная партия со ставками в пять центов, просто ради интереса.

— Так или иначе, ни за что бы не подумал, что член конгресса станет играть на пароходе в покер, да еще при всех.

— Чепуха, надо же как-то убить время. Я и сам попытался сыграть, но куда мне против таких китов. Делегат — тот прямо как будто в твои карты глядит. Готов держать пари на сто долларов, что, когда его территория оформится, он мигом пробьется в сенат. У него хватит нахальства.

— Во всяком случае, — добавил Филипп, — откашливается он со всей сосредоточенностью и вдумчивостью истинного государственного мужа.

— Гарри, — сказал Филипп после минутного молчания. — Для чего ты надел охотничьи сапоги? Ты что, собираешься добираться до берега вброд?

— Я их разнашиваю.

Истинная же причина заключалась в том, что Гарри нарядился в костюм, который он считал самым подходящим для поездки в необжитые края, и теперь являл собой нечто среднее между бродвейским щеголем и лесным бродягой. Синеглазый, розовощекий, с шелковистыми бакенбардами и вьющимися каштановыми волосами, он походил на красавца, только что сошедшего со страниц модного журнала. В это утро он надел мягкую фетровую шляпу, короткий сюртук с закругленными полами и низко вырезанный жилет, под которым виднелась белоснежная сорочка; талию его стягивал широкий ремень, а голенища до блеска начищенных сапог из мягкой кожи поднимались выше колен и держались на шнурках, привязанных к ремню. Беспечный Гарри прямо-таки упивался блеском этой великолепной обуви, облегающей его стройные ноги; он уверял Филиппа, что в прериях такие сапоги являются лучшей защитой против гремучих змей, так как змеи никогда не жалят человека выше колен.

Когда наши путники покидали Чикаго, вокруг простирался еще почти зимний пейзаж; когда же они сошли на берег в Сент-Луисе, стоял настоящий весенний день: пели птицы, в городских скверах цвели персиковые деревья, наполняя воздух сладким ароматом, а шум и суета из конца в конец набережной создавали атмосферу возбуждения, вполне созвучную радужным надеждам наших молодых людей.

Вся компания направилась в отель «Южный», где великого Даффа Брауна хорошо знали; он был такой важной персоной, что даже дежурный портье держался с ним почтительно. Должно быть, наибольшее почтение вызывала в нем та вульгарно-хвастливая манера держаться и та наглость, какие появляются у людей «больших денег», — качества, приводившие портье в восхищение.

Молодым людям понравились и отель и город; город показался им «ужасно» вольным по своим нравам и «ужасно» гостеприимным. Их, жителей восточных штатов, здесь многое поражало. Во-первых, курили тут прямо на улице; все, нимало не смущаясь, «пропускали глоточек», когда у них появлялось на то желание или когда кто-нибудь их угощал; причем никому, по-видимому, не приходило в голову, что эту привычку надо скрывать или как-то оправдывать. Вечером, когда Филипп и Гарри пошли прогуляться, они заметили, что многие сидят на крылечке, чего в северных городах никогда не увидишь; тротуары перед некоторыми гостиницами и ресторанами были заставлены стульями и скамейками. «На парижский манер», — сказал Гарри; и в эти теплые весенние вечера здесь собиралось множество людей; они сидели и беспрерывно курили, а в воздухе носился звон бокалов и стук бильярдных шаров. Восхитительно!

Гарри сразу же обнаружил, что его костюм бывалого лесовика здесь не понадобится и, чтобы не ударить лицом в грязь перед местными щеголями, ему пришлось призвать на помощь все ресурсы своего гардероба. Но это не имело особого значения, так как при любых обстоятельствах не одежда украшала Гарри, а он — ее. Поскольку предполагалось, что им придется задержаться в городе, Гарри заявил Филиппу, что не намерен терять времени даром. И он остался верен своему слову. Каждый трудолюбивый человек вдохновился бы, глядя, как этот молодец встает, тщательно одевается, не спеша завтракает, спокойно выкуривает сигару и затем с серьезным, деловым видом и с безупречной бодростью направляется в свою комнату, чтобы, как он сам выражался, «поработать».

Там Гарри снимал сюртук, развязывал галстук, закатывал рукава рубашки, поправлял перед зеркалом свои кудри, вынимал технический справочник, готовальни, чертежную бумагу и миллиметровку, раскрывал таблицу логарифмов, разводил тушь, затачивал карандаши, закуривал сигару и усаживался за стол «спрофилировать участок пути», всерьез считая, что он овладевает тайнами инженерного искусства. Половину дня он тратил на всякие приготовления, так ни разу и не решив ни одной технической задачи и не имея ни малейшего представления о «профилировании» и логарифмах. Свой рабочий день он заканчивал в полной уверенности, что «сегодня славно поработал».