Том 3. Поэмы, 1828-1834 - [6]

Но вихорь сердца молодого

Меня влачил к седым скалам,

Где между берега крутого

Дунай кипел, ревел; и там,

Склонясь на камень головою,

Сидел я озарен луною…

Ах! — как она томна, бледна,

Лила лучи свои златые

С небес на рощи бреговые.

Везде знакомые места,

Всё мне напоминало младость,

Всё говорило мне, что радость

Навеки здесь погребена.

Хотел проститься с той могилой,

Где прах лежал столь сердцу милый.

Перебежавши через ров,

Пошел я тихо по кладбищу,

Душе моей давало пищу

Спокойствие немых гробов.

И долго, долго я в молчаньи

Стоял над камнем гробовым…

Казалось, веяло в страданьи

Каким-то холодом сырым.

* * *

Потом… неверными шагами

Я удалился — но за мной,

Казалось, тень везде бежала…

Я ночь провел в глуши лесной;

Заря багряно освещала

Верхи холмов; ночная тень

Уже редела надо мною.

С отягощенною главою

Я там сидел, склонясь на пень…

Но встал, пошел к брегам Дуная,

Который издали ревел,

Я в Грецию идти хотел,

Чтоб турок сабля роковая

Пресекла горестный удел —

(В душе сменялося мечтанье) —

Ярчее дневное сиянье,

И вот Дунай уж предо мной

Синел с обычной красотой.

Как он прекрасный, величавый

Играл в прибережных скалах.

Воспоминанье о делах

Живет здесь, и протекшей славой

Река гордится. Сев на брег,

Я измерял Дуная бег.

Потом бросаюсь в быстры волны,

Они клубятся под рукой

(Я спорил с быстрою рекой),

Но скоро на̀ берег безмолвный

Я вышел. Всё в душе моей

Мутилось пеною Дуная;

И бросив взор к стране своей,

«Прости, отчизна золотая! —

Сказал, — быть может, в этот раз

С тобой навеки мне проститься,

Но этот миг, но этот час

Надолго в сердце сохранится!..»

Потом я быстро удалился…

* * *

Зачем вам сказывать, друзья,

Что было как потом со мною:

Скажу вам только то, что я

Везде с обманутой душою

Бродил один как сирота,

Не смея ввериться как прежде

Всё изменяющей надежде;

Мир был чужой мне, жизнь пуста —

Уж я был в Греции прекрасной,

А для души моей несчастной

Ее лишь вид отравой был.

День приходил — день уходил;

Уже с Балканския вершины

Открылись Греции долины,

Уж море синее, блестя

Под солнцем пламенным Востока,

Как шум нагорного потока,

Обрадовало вдруг меня…

Но как спастися нам от Рока! —

Я здесь нашел, здесь погубил

Почти всё то, что я любил.

ЧАСТЬ II

Где Геллеспонт седой, широкий,

Плеская волнами, шумит,

Покрытый лесом, одинокий,

Афос задумчивый стоит.

Венчанный грозными скалами,

Как неприступными стенами

Он окружен. Ни быстрых волн,

Ни свиста ветров не боится.

Беда тому, чей бренный чолн

Порывом их к нему домчится.

Его высокое чело

Травой и мохом заросло.

Между стремнин, между кустами

Изрезан узкими тропами.

С востока ряд зубчатых гор

К подошве тянутся Афоса,

И башни гордые Лемоса

Встречает удивленный взор…

Порою корабли водами

На быстрых белых парусах

Летали между островами

Как бы на лебедя крылах.

Воспоминанье здесь одною

Прошедшей истиной живет.

Там Цареградский путь идет

Чрез поле черной полосою.

(Я шел, не чувствуя себя;

Я был в стремительном волненьи,

Увидев, Греция, тебя!)…

Кустарник дикий в отдаленьи

Терялся меж угрюмых скал,

Меж скал, где в счастья упоеньи

Фракиец храбрый пировал;

Теперь всё пусто. Вспоминанье

Почти изгладил ток времен,

И этот край обременен

Под игом варваров. Страданье

Осталось только в той стране,

Где прежде греки воспевали

Их храбрость, вольность; но оне

Той страшной участи не знали,

И дышит всё здесь стариной,

Минувшей славой и войной.

Когда ж народ ожесточенный

Хватался вдруг за меч военный —

В пещере темной у скалы,

Как будто горние орлы,

Бывало, греки в ночь глухую

Сбирали шайку удалую,

Чтобы на турок нападать,

Пленить, рубить, в морях летать, —

И часто барка в тьме у брега

Была готова для побега

От неприятельских полков;

Не страшен был им плеск валов.

И в той пещере отдыхая,

Как часто ночью я сидел,

Воспоминая и мечтая,

Кляня жестокий свой удел,

И что-то новое пылало

В душе неопытной моей,

И сердце новое мечтало

О легком вихре прежних дней.

Желал я быть в боях жестоких,

Желал я плыть в морях широких —

(Любить кого, не находил),

Друзья мои, я молод был!

Зачем губить нам нашу младость,

Зачем стареть душой своей,

Прости навек тогда уж радость,

Когда исчезла с юных дней.

* * *

Нашед корсаров, с ними в море

Хотел я плыть. Ах, думал я,

Война, могила, но не горе,

Быть может, встретят там меня.

Простясь с печальными брегами,

Я с маврским опытным пловцом

Стремил мой <бег> меж островами,

Цветущими над влажным дном

Святого старца-океана;

Я видел их. Но жребий мой

Где свел нас с буйною толпой,

Там власть дана мне атамана,

И так уж было решено,

Что жизнь и смерть — всё за одно!!!

* * *

Как весело водам предаться,

Друзья мои, в морях летать,

Но должен, должен я признаться,

Что я готов теперь бы дать

Всё, что имею, за те годы,

Которые уж я убил

И невозвратно погубил.

Прекрасней были бы мне: воды,

Поля, леса, луга, холмы,

И все, все прелести природы…

Но! — так себе неверны мы!! —

Живем, томимся и желаем,

А получивши забываем

О том. — Уже предмет другой

Играет в нашем вображеньи

И — в беспрерывном так томленьи

Мы тратим жизнь, о боже мой!

* * *

Мы часто на берег сходили

И часто по степям бродили,

Где конь арабский вороной

Играл скачками подо мной,

Летая в даль степи широкой,

Уже терялся брег далекой,

И я с веселою толпой

Как в море был в степи сухой.

* * *

Или в лесу в ночи глубокой,

Когда всё спит, то мы одне