Том 3. Лица - [179]

 – Вейсманизм (или неодарвинизм) – дальнейшее развитие эволюционного учения Дарвина, предпринятое его последователем немецким зоологом Августом Вейсманом (1834–1914); Вейсман предвосхитил современные представления о дискретности генов, их локализации в хромосомах и роли в онтогенезе.

Неоламаркизм – совокупность различных направлений в эволюционном учении, возникших во второй половине XIX в. в связи с развитием некоторых положений ламаркизма – первого целостного эволюционного учения, созданного французским естествоиспытателем Жаном Батистом Ламарком (1744–1829).

…можно… поставить к… кабестану… – Кабестан – лебедка с барабаном на вертикальном валу для выбирания судовых якорей или для швартовки.

Очень уютен Вересаевский тупик… – Явный намек на роман Вересаева «В тупике», причем, конечно же, относящийся к его сугубо реалистической форме образца XIX века.

Серапионовы братья^*

Впервые: Литературные записки. 1922. № 1. С. 7–8. Печатается по тексту журнала.

Статья представляет собой рецензию на книгу: Серапионовы братья: Альманах первый. Пг., 1922.

Многие из членов группы «Серапионовы братья» занимались в литературной студии петроградского Дома Искусств и слушали лекции Замятина по технике художественной прозы.

После смерти Замятина его вдова Людмила Николаевна переписала эти лекции и конспекты к ним; их копии вернулись на родину благодаря содействию Наталии Борисовны Соллогуб (дочери Б. К. Зайцева) и были опубликованы в «Литературной учебе», 1988, № 5–6 (см. настоящее издание, т. 4).

А. К. Воронский в своем портрете Замятина (впервые в журнале «Красная новь», 1922, № 6) отмечал: «…Замятин определил во многом характер и направление кружка „Серапионовых братьев“. И хотя „серапионы“ утверждают, что они собрались просто по принципу содружества, что у них и в помине нет единства художественных приемов и, кажется, также они „не имеют отношения к Замятину“, – в этом все-таки позволительно усомниться. От Замятина у них слово-поклонничество, увлечение мастерством, формой; по Замятину, вещи не пишутся, а делаются. От Замятина – стилизация, эксперимент, доведенный до крайности, увлечение сказом, напряженность образов, полуимажинизм их. От Замятина – подход к революции созерцательный, внешний. <…> И если среди „серапионов“ есть течение, что художник, подобно Иегове библейскому, творит для себя, – а такие мнения среди „серапионов“ совсем не случайны, – это тоже от Замятина».

Для сборника о книге^*

Впервые: Лица. С. 257.

Печатается по данной публикации с исправлениями по рукописи, хранящейся в Парижском архиве.

Закулисы^*

Впервые: Как мы пишем. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1930. С. 29–44 (без заглавия). Лица. С. 259–274. Печатается по первой публикации.

Статья написана для сборника «Как мы пишем», который, очевидно, был задуман самим Замятиным, наметившим и состав авторов сборника. Для участия в нем было приглашено тридцать известных писателей того времени, им были разосланы анкеты с просьбой ответить на вопросы, связанные главным образом с технологией и в незначительной мере психологией их творческой работы. Например: составляется ли предварительный план и как он меняется? ставите ли себе какие-нибудь музыкальные, ритмические требования? какие ощущения связаны у вас с окончанием работы, и т. п.

Издательство разослало писателям приглашения. О своем участии в этом предприятии, в частности, Замятин сообщил в письме Андрею Белому 12 июля 1929 г.: «Сборник, о котором Вам пишет издательство, – моя затея» (цит. по: Замятин Е. Сочинения / Сост. Т. В. Громова, М. О. Чудако-ва; Послесл. М. О. Чудаковой; Коммент. Е. В. Барабанова. М., 1988. С. 572).

А. Ю. Галушкин в комментарии к своей публикации статьи в сборнике «Я боюсь» указывает на источники, подтверждающие участие Замятина в формировании состава сборника (с. 319).

В связи с усилившейся в конце 1920-х – начале 1930-х годов кампанией поисков классовых врагов во всех сферах общественной жизни (такими врагами в области литературы были названы Б. Пильняк, П. Романов, многие другие) ретивые критики не могли обойти своим вниманием и сборник «Как мы пишем», хотя, казалось бы, он был посвящен проблемам литературного труда, но отнюдь не политики или идеологии. Больше всего досталось в очередной раз Замятину, которого напостовские и рапповские деятели давно уже облюбовали как удобную мишень.

Достаточно привести весьма типичный отзыв Г. Бояджиева: «Разве тут не видна бессильная злоба классового врага, который, разыгрывая из себя высокого жреца искусства и великого мастера, презрительно поплевывает на марксистскую критику да и вообще на всю общественность. <…> Замятин – до конца проявившийся классовый враг, борьба с ним, с влиянием его произведений и главным образом с распространением его метода должна занимать главенствующее место на общем фронте борьбы с буржуазной литературой, а борьба эта неизбежно заострится в связи с резкой дифференциацией „попутчиков“ на союзников и врагов» (Союзник или враг // На подъеме. Ростов-на-Дону, 1931. № 6. С. 167).

…чаще мы – андрогины… – Андрогин – то же, что гермафродит, то есть существо, в котором соединены мужские и женские половые органы. Здесь, разумеется, Замятин употребляет это понятие в переносном смысле, имея в виду способность художника творить без внешнего толчка, как бы из самого себя. На эту особенность творческого процесса обращали внимание многие писатели, композиторы, живописцы (значительное место уделил этой творческой способности Пантелеймон Романов в своей неопубликованной книге «Наука зрения» и в дневниках), что подтверждает некоторые общие принципы процесса художественного творчества.