При подготовке первого отдельного издания «Смех и горе» Лесков ввел антинемецкие выпады в рассуждения генерала Перлова и заменил журнальное окончание, в котором Ватажкова «пырнул кинжалом под сердце какой-то испанский республиканец, принявший его по ошибке за странствующего инкогнито Монфори», рассказом о том, как Ватажкова высекли в Одессе, и его заключительным письмом к племяннику, то есть Лескову, о ссоре последнего с немцами; одной из причин, заставивших Лескова изменить окончание, было желание придать повести большую злободневность, приурочив смерть Ватажкова к началу 1871 года. Первое отдельное издание вышло с посвящением Щебальскому, снятым в последующих изданиях.
В своей сатирической повести Лесков следует манере повествования Гоголя и, в некоторой степени, очень им любимого Стерна. В духе последнего описано первое путешествие Ватажкова по России, а второй приезд героя повести в родную губернию и его встречи с местными деятелями напоминают приезд Чичикова в город и его последующие поездки по губернии.
В современных отзывах отмечалось своеобразие формы повествования, выбранной Лесковым: «… Оно («Смех и горе». — Ред.) не картина, а барельеф, лента с изображенными на ней фигурами. Но все эти, по-видимому отдельно друг от друга стоящие, фигуры связаны внутренним единством. В числе их нет ни героев, ни героинь, никто не поставлен в центре действия, да и действия нет никакого… и, однако, невзирая на то, какое цельное впечатление «Смеха и горя» представляют и такие рассказы» («Русский вестник», 1871, декабрь, стр. 632). «Смех и горе» является очень своеобразной попыткой подвести итоги пореформенному десятилетию. Современность сравнивается у Лескова с прошлым царствованием, которое у него изображено как эпоха всевластия «голубых купидонов» — жандармов, как эпоха всеобщего трепета и рабского страха. Современное состояние умов Лесков воссоздает главным образом на основе обобщенного изображения наиболее характерных явлений в литературе и журналистике. Так, «материалист» Отрожденский высказывает взгляды, во многом сходные с теми, какие развивались в статьях В. Португалова, публициста радикального журнала «Дело», в рассуждениях философа-станового Васильева Лесков воспроизвел высказывания известного в то время спирита А. Н. Аксакова; монолог губернатора воспроизводит основные предположения, содержавшиеся в циркуляре Валуева (апрель 1870 года) о необходимости усиления власти губернаторов, и т. д.
«Смех и горе» появилось перед антинигилистическим романом Лескова «На ножах» (1870–1871), поэтому для современной критики оно оказалось заслонено этим романом, и безусловно прогрессивные элементы, в этой повести очень заметные, не были отмечены в современных отзывах. Позднее Лесков писал: «Я стал думать ответственно, когда написал «Смех и горе», и с тех пор остался в этом настроении — критическом и по силам моим не злобивом и снисходительном» (Письмо к А. С. Суворину от 30 ноября 1888 года, Архив ИРЛИ. Ф. 268). Доброжелательные отзывы о повести появились только в реакционной печати («Гражданин», 1872, № 3, «Русский мир», 1871, № 10, указанная выше рецензия в «Русском вестнике», принадлежащая, по-видимому, П. К. Щебальскому). Рецензент «Дела» (1871, октябрь, новые книги, стр. 39–41) назвал всю прежнюю деятельность Лескова «чисто полицейским служением», а в сатирической повести Лескова не увидел ничего, имеющего познавательно-реалистическую ценность: «Перед нами теперь последнее произведение г. Стебницкого «Смех и горе»… Это какое-то бесцветное повествование из семейной хроники степного правдодума, приправленное сатирическим элементом. Но сатира г. Стебницкого так беззуба, что не знаешь, кто кого более обличает — автор своих героев или герои автора; по прочтении книги становится горько и смешно не за героев г. Стебницкого, а за него самого».
Отзывы демократической и народнической журналистики об издании 1880 года ничем существенно не отличаются от рецензии в «Деле» 1871 года. Рецензент «Отечественных записок» (1880, № 3, март, новые книги, стр. 107–111) обвинил Лескова в пылкости фантазии, «весьма слабо регулируемой «холодным рассудком», а сатиру Лескова объявил «клеветой». В «Русском богатстве» (1881, февраль, новые книги, стр. 73–81) Лесков был охарактеризован как писатель, который «… словно нарочно, с каким-то злорадным ехидством подыскивает всякого рода несообразности, все равно, к какому бы лагерю они ни принадлежали, — и вы ни за что не разберете, что он при этом — хохочет или плачет, скорбит или радуется…» Особенно возмутила рецензента народнического журнала сцена спора Локоткова с мужиками, в которых снова фигурирует образ «купидона», приносящего все новые неприятности герою «Смех и горе».