Том 3. Гэбриель Конрой - [6]

— Но у вас же есть родные, друзья, — возразила девушка, отступая прочь от светящегося камня в почти суеверном ужасе. — Есть другие, имеющие больше прав…

— Никто не имеет больше прав, чем ты, — торопливо прервал ее старик, переводя слабеющее дыхание. — Считай это наградой, если хочешь. Или взяткой твоему возлюбленному, чтобы он выполнил, что обещал, и спас мои коллекции и рукописи. Если хочешь, считай это искупительной жертвой; быть может, я знал когда-то другую молодую девушку, которой такой подарок спас бы жизнь. Словом, думай что хочешь, но прими мой дар.

Последние слова он произнес шепотом. Сероватая бледность разлилась по его лицу, дыхание стало прерывистым. Грейс хотела разбудить брата, но Деварджес коснеющей рукой воспретил ей это. Собрав силы, он приподнялся на локте, вытащил из кармана конверт и вложил ей в руку.

— Вот здесь… план местности, описание руды… все — твое… скажи, что ты согласна… скорее, Грейс, скорее…

Он сник. Грейс нагнулась, чтобы приподнять ему голову, но в этот момент кто-то заслонил собою дверное отверстие. Быстро оглянувшись, она снова увидела лицо Дамфи.

На этот раз она не вскрикнула, но, словно разом набравшись решимости, повернулась к Деварджесу и сказала:

— Я согласна.

Она снова оглянулась, с вызовом в глазах; Дамфи исчез.

— Спасибо, — сказал старик.

Губы его продолжали шевелиться, но слов нельзя было разобрать. Глаза словно подернулись пленкой.

— Доктор Деварджес! — позвала Грейс шепотом.

Старик не отвечал. «Он умирает», — мелькнуло в голове у девушки, и внезапный, неведомый доселе страх овладел ею. Живо поднявшись, она бросилась к брату и попыталась разбудить его. Он только застонал во сне. В отчаянии она огляделась вокруг, потом подбежала к дверному отверстию:

— Филип!

Никакого ответа. Через длинный узкий ход она выбралась наружу. Уже стемнело, и в нескольких футах от хижины ничего не было видно. Она торопливо оглянулась назад, а потом, как видно совсем потерявши голову, ринулась во тьму. В ту же минуту две фигуры вышли из тени и скользнули в хижину. Это были миссис Брэкет и мистер Дамфи.

Их можно было принять за двух крадущихся хищных зверей — так осторожны, дерзки и в то же время опасливы были их движения. То они передвигались на ногах, то припадали на четвереньки. Они метались по хижине, сталкивались в полутьме, награждали друг друга тумаками и плевками, шныряли по углам, рылись в гаснущих углях, в остывшей золе, перебрасывали одеяла и бизоньи шкуры, оглядывали и обнюхивали все, что попадало им под руку. Признав свое поражение, они злобно воззрились один на другого.

— Сожрали, будь они прокляты! — хрипло прошептала миссис Брэкет.

— Не похоже было на съестное, — возразил Дамфи.

— Ты же сам видел, как девчонка вынула эту штуку из огня?

— Да.

— И потерла об одеяло?

— Да.

— Болван! И ты не разглядел, что у нее в руках?

— А что?

— Печеная картошка!

Дамфи был ошеломлен.

— А зачем ей было тереть печеную картошку об одеяло? Ведь сойдет хрустящая кожура! — спросил он.

— Господа не привыкли жрать в кожуре, — с проклятием ответила миссис Брэкет.

Дамфи все еще был под впечатлением сделанного открытия.

— Он сказал ей, что знает место, где есть еще, — прошептал он с жадностью.

— Где?

— Я не расслышал.

— Болван! Ты должен был ухватить его за глотку, вытряхнуть из него душу, — прошипела миссис Брэкет в бессильной ярости. — В блохе и в той больше отваги. Дай мне только добраться до девчонки. Тсс! Это что?

— Он шевелится, — сказал Дамфи.

В то же мгновение оба вновь превратились в застигнутых врасплох зверей, озабоченных только тем, чтобы унести поскорее ноги. Они боялись встать с места. Старик повернулся на бок и что-то прошептал в забытьи. Потом позвал:

— Грейс!

Показавши своему спутнику знаком, чтобы он молчал, женщина склонилась к старику:

— Это я, родной.

— Скажи ему, чтобы ничего не забыл. Пусть помнит свое обещание. Пусть скажет тебе, где яма.

— Где, родной?

— Он скажет тебе. Он знает.

— Я слушаю, родной.

— При входе в Моньюмент каньон. В ста футах севернее одиноко стоящей сосны. На глубине в два фута под пирамидой из камней.

— Да.

— Волки почуют.

— Да.

— Камни — защита от хищных зверей.

— Да, конечно.

— От когтей и клыков…

— Да.

— От голодных зверей.

— Да, родной.

Блуждающий взор старика вдруг погас, как задутая свеча. Нижняя челюсть отвисла. Он умер. А над его мертвым телом сидели скорчившись мужчина и женщина, испуганные, но ликующие. На их лицах играла улыбка, первая улыбка с того рокового дня, когда они вступили в каньон.

Глава 3. ГЭБРИЕЛЬ

Наутро обнаружилось, что в лагере не стало пяти человек. Доктор Деварджес умер. Филип Эшли, Грейс Конрой, Питер Дамфи и миссис Брэкет бесследно исчезли.

Смерть старика едва ли кого взволновала или опечалила, но бегство четверых вызвало у оставшихся приступ бессильной ярости. Беглецы, как видно, разведали путь к спасению и ушли, никому ничего не сказав. Буря негодования нарастала: имущество беглецов было тотчас конфисковано, а жизнь объявлена вне закона. Были предприняты некоторые шаги — общим числом не более двадцати, — чтобы преследовать изменников.

Только один человек знал, что Грейс ушла с Филипом, — это был Гэбриель Конрой. Когда он проснулся на рассвете, то нашел клочок бумаги, пришпиленный к одеялу; на нем было написано карандашом: