Том 3. Фромон младший и Рислер старший. Короли в изгнании - [198]

— Да здравствует король!

XVIII КОНЕЦ ДИНАСТИИ

В то утро в клубе шла азартная игра в мяч. На огромной утрамбованной, убитой, точно арена, площадке, которую отгораживала высокая частая сетка, шесть игроков, в белых куртках, в фехтовальных туфлях, подпрыгивали, горланили, орудовали тяжелыми ракетками. Яркий свет, падавший из громадных окон, натянутая сетка, хриплые крики, мельтешенье белых курток, слуги, сплошь англичане, мерным шагом расхаживавшие около сетки, их безукоризненно бесстрастные лица — все это создавало впечатление, что вы на манеже во время репетиции гимнастов и клоунов. Одним из наиболее шумных клоунов был его высочество принц Аксельский, которому врачи предписали благородную игру в мяч как средство от его комы. Накануне он вернулся из Ниццы, где провел целый месяц у ног Колетты, а сегодняшняя партия вводила его в парижскую жизнь, и сейчас он подавал мяч, хекая, как мясник, размахивая руками так, что эти взмахи могли бы вызвать восторг на бойне, и вдруг в разгар игры ему доложили, что его спрашивают.

— К чертям! — даже не повернув головы, ответил претендент на престол.

Однако упорный слуга прошептал на ухо его высочеству чье-то имя, — принц удивился, но сменил гнев на милость.

— Хорошо… Попросите подождать… Я скоро кончу…

Войдя в одну из тянувшихся вдоль прохода кабинок с холодными ваннами, обставленную бамбуковой мебелью и кокетливо обтянутую японскими циновками, принц увидел, что на диване, съежившись и понурив голову, сидит его друг Забавник.

— Ах, принц! Ну и происшествие!.. — с убитым видом начал бывший иллирийский король, но в эту минуту вошел лакей с простынями, с шерстяными и волосяными перчатками и принялся обтирать и растирать принца, от которого валил пар, как от мекленбургского жеребца, только что взбежавшего на гору.

После того как над принцем было проделано все, что полагается, Христиан заговорил снова.

— Так вот что со мной случилось… — бормотал он, и его помертвелые губы дрожали. — До вас там дошли слухи насчет family?..

Высочество уставило на него тусклый взгляд:

— Попались?..

Бывший король, отведя в сторону свои красивые несмелые глаза, утвердительно кивнул головой. После некоторого молчания он продолжал:

— Рисуете себе картину?.. Ночь, и вдруг — полиция… Девочка плачет, катается по полу, впивается ногтями в полицейских, обнимает мои колени: «Государь!.. Государь!.. Спасите меня!» Пробую заставить ее замолчать — поздно… Срочно придумываю себе фамилию — комиссар хохочет: «Напрасно стараетесь… Мои подчиненные узнали вас: вы — принц Аксельский…»

— Очень мило!.. — проворчал в умывальник его высочество. — Дальше!

— Понимаете, мой дорогой, я так растерялся, так опешил… Были тут и еще некоторые причины, но о них я скажу потом… Одним словом, комиссар принял меня за вас, а я не стал разубеждать его, тем более что я был уверен, что об этом происшествии скоро забудут… Не тут-то было. О нем опять заговорили, вас могут вызвать к следователю, и вот я и пришел вас просить…

— Предстать перед уголовным судом вместо вас?..

— О, до этого дело не дойдет!.. Поднимут шум в газетах, назовут имена, и только… Но в Иллирии как раз сейчас назревают события, зашевелились монархисты, скоро нас снова возведут на престол, а этот скандал может иметь самые нежелательные последствия…

Какой жалкий вид был у незадачливого Забавника, ожидавшего решения своей участи от аксельского кузена, который молча приглаживал перед зеркалом три рыжих волоска! Наконец наследный принц соблаговолил раскрыть рот:

— Так вы думаете, что в газетах… — И вдруг сонным и тягучим голосом чревовещателя изрек: — Шикарно… Очень шикарно… Воображаю, как обозлится мой дядюшка…

Он оделся, взял тросточку, надвинул на ухо шляпу.

— Едемте завтракать…

Пройдя под руку по галерее фелланского монастыря, они, оба — в мехах, так как был настоящий зимний день, прекрасный день, светивший холодным розовым светом, сели в фаэтон Христиана, дожидавшийся у тюильрийской решетки, и легкий экипаж вихрем помчал наших неразлучных друзей — успокоившегося, сияющего Забавника и менее вялого, чем обычно, Куриного Хвоста, разгоряченного игрою и мыслью о шалости, героем которой он прослывет в Париже, — по направлению к кафе «Лондон». Когда они проезжали Вандомскую площадь, в этот час почти безлюдную, на тротуаре стояла, держа за руку мальчика, молодая элегантная женщина и вглядывалась в номера домов. Наследный принц, с высоты своего сиденья не пропускавший ни одного смазливого женского личика и рассматривавший их с жадностью бульварного завсегдатая, который постился целых три недели, вздрогнул, заметив ее.

— Смотрите, смотрите, Христиан!.. Вот это я понимаю…

Но Христиану, правившему лошадью, которая сегодня тоже находилась в каком-то особенном возбуждении, было не до того, и он не сразу расслышал, что говорит принц. Когда же они оба, сидя в узком фаэтоне, обернулись, чтобы посмотреть на прекрасную незнакомку, она вместе с мальчиком уже скрылась в воротах дома рядом с министерством юстиции.

Быстрым шагом, но слегка смущенная и нерешительная, опустив вуаль, она шла как на первое свидание. Ее пышное темное платье и ее таинственный вид могли внушить на секунду некоторые сомнения, но после того, как она голосом, полным глубокой грусти, назвала швейцару имя одного из светил медицинского мира, для игривых мыслей уже не оставалось места.