Том 28. Продолжение царствования императрицы Екатерины II Алексеевны. События 1768–1772 гг. - [51]

Напрасно австрийский канцлер поспешил назвать идеи Фридриха II детскими. Прусский король достиг своей цели: ему было нужно знать, в какой степени Австрия вместе с Франциею своим вмешательством в русско-турецкие отношения могли препятствовать его собственным планам; и Кауниц проговорился, что Австрия не решилась на войну и, конечно, не решится, не станет грозить, ибо не имеет средств привести угрозу в исполнение, даже переход Румянцева через Дунай не вызовет с ее стороны никакого движения; что, наконец, связь Австрии с Франциею, по-видимому столь внушительная, в сущности не представляет ничего важного. Фридрих увидал, что дело в его руках, что Австрия без него не двинется и будет служить для него орудием.

В Нейштадте было решено, что Фридрих передаст в Петербург желание Порты вступить в мирные переговоры при посредстве Австрии и Пруссии. Кроме того, были приняты условия дальнейших отношений Пруссии к Австрии не в виде договора, но письменно, и эта записка названа «Политическим катехизисом»; из нее для нас замечательны следующие статьи: «Ни один из двух дворов во всем том, что не будет прямо противно его интересам, не воспротивится выгоде другого, если дело не будет чрезвычайной важности. Если же дело будет идти о приобретениях значительных или очень важных, то об этом дружески предупредят друг друга и заблаговременно условятся о взаимной и пропорциональной выгоде, на которую один из двух дворов не только согласится, но в получении которой будет добросовестно содействовать другому, если нужда того потребует». Эти статьи важны для нас по отношению к захвату австрийцами польских областей Ципса, Новитарга, Чорстына и богатых соляными копями местностей Велички и Бохни под предлогом, что эти земли до 1412 года принадлежали Венгрии, а в это время были заложены Польше. Занятие войсками этих земель произошло прежде нейштадтского свидания, но объявление со стороны Австрии, что она вспомнила то, о чем забыла с 1412 года, и присоединяет к Венгрии принадлежащие ей когда-то земли, произошло гораздо позднее свидания, именно в конце ноября 1770 года. Мы не станем утверждать, что насчет этого занятия было соглашение в Нейштадте, что тут же была речь вообще о разделе Польши; очевидно одно, что «Политический катехизис» был предложен в объяснение захвата означенных польских областей, который подходил под первую часть катехизиса как приобретение нечрезвычайной важности. Когда катехизис был принят Фридрихом, то венский двор и объявил, что удерживает за собою занятые земли как прежде принадлежавшие Венгрии. Понятно, что если Австрия первая воспользовалась катехизисом, то надобно было ждать, что воспользуется им и Фридрих. По возвращении из Нейштадта Иосиф и Кауниц один сильнее другого внушали Марии-Терезии, что с содействием прусского короля все пойдет хорошо, а без него нельзя ничего предпринимать, и Кауниц прямо представлял, что Фридриха за войну против России надобно вознаградить Курляндиею и Семигалиею. «Конечно, – замечал Кауниц, – королю гораздо было бы приятнее получить польскую Пруссию и епископство Вармийское, но такие приобретения были бы очень значительны, и Австрия не могла бы никак согласиться на них без соответственного увеличения своих владений; это увеличение должно произойти вследствие присоединения земель от Польши и от Турции по соглашению с обеими державами». «План раздела, – отвечала Мария-Терезия, – широко задуман; но он выше моих понятий». Иосифа не останавливали эти замечания матери; после свидания с Фридрихом политика захвата взяла верх в Вене, здесь уже не боялись более русских успехов в войне с турками. По мнению Иосифа, Тугут должен был уговаривать Порту, чтоб она не заключала слишком невыгодного для себя мира с Россиею, должен был уверить ее, что сохранение Турции и ее благосостояния Австрия принимает горячо к сердцу и окажет ей сильную помощь по требованию обстоятельств и в надлежащее время. «Образ наших действий определен, – писал Иосиф брату Леопольду, – он состоит в том, чтоб представлять королю прусскому все опасности от усиления России и предложить ему действовать вместе всеми средствами для воспрепятствования этому; если он не предложит ничего, то мы по крайней мере будем препятствовать скорому и постыдному миру, какой может заключить Порта. Другая кампания ослабит обе воюющие стороны и может или уменьшить выгоды России, или увеличить их в такой степени, что мы должны будем действовать. Это может произойти двояким образом: 1) если русские прорвутся через Дунай и пойдут к Адрианополю, то для нас наступит время двинуть войска на Дунай для отрезания им обратного перехода, что принудит их к поспешному отступлению, во время которого армия их может быть уничтожена; и турки, спасенные от погибели, легче согласятся на вознаграждение наших издержек, т. е. на уступки части Валахии, отданной по Белградскому миру и лежащей между Банатом, Трансильваниею, Дунаем и рекою Алтою; 2) если русские будут угрожать Константинополю и всей империи нападением со стороны моря, прорвавшись чрез Дарданеллы, тогда нам необходимо будет занять ближайшие к нам провинции прежде, чем займут их русские. Для этих двух случаев императрица решилась приготовить 50000 войска и велела сделать заем в четыре миллиона». Фридрих II исполнил принятое им на себя поручение: 14 сентября (н. с.) он написал русской императрице письмо с увещанием к миру и с предложением своего посредничества, которого просила Порта: «Если в качестве доброго и верного союзника я могу сообщить вам свои мысли, то мне кажется, что в настоящую минуту мир необходим для избежания всеобщей войны, которую Франция старается воспламенить в Европе; мне известны ее движения в Вене с целию ожесточить и возбудить зависть во всех сердцах. Ваше и. в-ство уничтожите эти пагубные намерения, прекратив войну, столь славную для вашего оружия, для ваших обширных планов, для блеска вашего царствования, и показавши при заключении мира знаки умеренности». Распространяясь о значении умеренности и милосердия для великих земли, Фридрих обращал внимание Екатерины на польские смуты, на необходимость их окончания прочным, а не временным только примирением, а для этого указывал на необходимость диссидентам умерить свои требования, о чем они сами должны просить императрицу. Он выражал уверенность, что австрийцы соединятся с ним и заставят конфедератов подписать новые условия. 16 сентября это письмо Фридриха было представлено Совету, после чего гр. Панин предложил отвечать прусскому королю: 1) что прежде начатия каких-либо переговоров с турками надобно стараться об освобождении Обрезкова и после освобождения никак не оставлять его в Константинополе, ибо и теперь может случиться то же, что в 1714 году, когда турки русского министра в тюрьму сажали и выпускали, смотря по обстоятельствам; 2) что относительно посредничества особа прусского короля, как искреннего нашего союзника, нам очень приятна, когда турки сами выбрали его посредником; но при этом надобно признаться, что нас приводят в беспокойство деликатные отношения к английскому двору, который с начала войны употребил все средства для восстановления спокойствия и оказывал нам всевозможные услуги при проходе наших эскадр, почему мы обещались признать его посредником в случае надобности; посредничество венского двора приводит нас еще в большее беспокойство: опасно, чтоб Франция по примеру англичан не вмешалась в посредничество, чего мы отнюдь допустить не намерены. На основании всего этого просить короля, чтоб он вместе с венским двором уклонился от имени посредника; а мы с своей стороны будем производить переговоры с полною откровенностию и принимать всякие представления берлинского и венского дворов. Если же необходимо надобно будет принять медиацию, продолжал Панин, то надобно будет стараться призвать к ней Англию, а Францию не допустить, и предложил свое мнение, на каких условиях может быть заключен мир с турками. Эти условия были: 1) удержать за собою Азов и Таганрог и требовать свободы для наших купеческих судов проезжать из Азовского в Черное море; 2) истребовать генеральную амнистию всем тем, которые для своей защиты подняли против Порты оружие; если же между тем наш флот овладеет каким-нибудь островом в архипелаге, то и его надобно выговорить; 3) татарам, если они отторгнутся от власти турецкой, оставаться в независимости; 4) справедливость требовала бы удержать княжества Молдавское и Валашское для вознаграждения военных убытков, которые простираются до 25 миллионов; но так как ее и. в-ство с самого восшествия своего на престол своею политическою системою изволила доказать всем чужестранным дворам, что она не ищет распространения своей империи приобретением земель, то требовать, чтоб в вознаграждение военных убытков княжества эти были нам оставлены на столько лет, во сколько уплата за военные издержки быть может выбрана из годовых их доходов; но императрица пожертвует и этим вознаграждением, если Молдавия и Валахия объявлены будут независимыми и Дунай будет поставлен турецкою границею. Мнение Панина относительно ответа прусскому королю было принято, и в этом смысле было написано письмо императрицы к Фридриху II, где отклонялось посредничество и принимались с благодарностию добрые услуги верного союзника: добрые услуги могли начаться только по получении визирского ответа на предложение графа Румянцева. В своем письме к Фридриху по поводу необходимости отклонить французское посредничество Екатерина называет герцога Шуазеля «заклятым врагом своего государства и своей особы».