Том 27. Письма 1900-1901 - [64]

и не жду ничего, кроме гадостей, а в «Петербург<ской> газете» пишет Кугель^*, который никогда не простит тебе за то, что ты играешь Елену Андреевну^* — роль г-жи Холмской^*, бездарнейшей актрисы, его любовницы. Я получил телеграмму от Поссе^* о том, что всем вам грустно. Наплюй, моя хорошая, наплюй на все эти рецензии и не грусти^*.

Не приедешь ли с Машей в Ялту на Страстной неделе^*, а потом бы вместе в Москву вернулись? Как ты думаешь? Подумай, моя радость.

Я был нездоров, кашлял и проч., теперь легче стало, сегодня уже выходил гулять, был на набережной.

28 февр<аля> в «Новом времени» юбилей^*. Боюсь, как бы Суворину не устроили скандала… Мне не «Новое время жаль, а тех, кто скандалил бы…

«Долго еще ты не будешь мне писать? Месяц? Год?

Целую тебя крепко, крепко, моя родная. Господь тебя благословит.

Твой Антоний

иеромонах.

Васильевой О. Р., 27 февраля 1901 >*

3308. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ

27 февраля 1901 г. Ялта.

27 февр. 1901.

Многоуважаемая Ольга Родионовна, большое Вам спасибо за письмо и за доброе расположение. Мать, получив Вашу фотографию, обрадовалась и тотчас же приказала мне написать Вам, что она благодарит и что она по-прежнему любит Вас.

О больнице, которую Вы желаете построить, поговорим^*, когда Вы будете в Москве. Лучше и толковее советчика, как д-р П. И. Куркин, Вы не найдете^* нигде в свете. А если Вам мало его, то я предоставлю Вам смоленских врачей.

Что касается одесского дома^*, то лучше всего обождать немного, обождать хотя один год, хотя полгода. Нужно, чтобы Вы сами побывали в Одессе и убедились в том, что Ваш дом и место около него стоят не 125 и не 200 тысяч, а не менее 300. Жить Вам придется еще много (по крайней мере, еще 60 лет), продать успеете так же, как успеете и прожить все денежки. Если найду какого-нибудь опытного и честного одессита, то поручу ему осмотреть и оценить Ваш дом, потом напишу Вам.

Пишите нам, пожалуйста, почаще, не забывайте нас. Если б Вы знали, как здесь в Ялте скучно, какая погода, серая и унылая!

Ну, храни Вас бог. Не забывайте.

Преданный

А. Чехов.

Книппер О. Л., 1 марта 1901 >*

3309. О. Л. КНИППЕР

1 марта 1901 г. Ялта.

1 март.

Милая моя, не читай газет, не читай вовсе^*, а то ты у меня совсем зачахнешь. Впредь тебе наука: слушайся старца иеромонаха. Я ведь говорил, уверял, что в Петербурге будет неладно^*, — надо было слушать. Как бы ни было, ваш театр никогда больше в Питер не поедет^* — и слава богу.

Я лично совсем бросаю театр, никогда больше для театра писать не буду. Для театра можно писать в Германии, в Швеции, даже в Испании, но не в России, где театральных авторов не уважают, лягают их копытами и не прощают им успеха и неуспеха. Тебя бранят теперь первый раз в жизни, оттого ты так и чувствительна, со временем же обойдется, привыкнешь. Но, воображаю, как дивно, как чудесно чувствует себя Санин!^* Вероятно, все рецензии таскает в карманах, высоко, высоко поднимает брови…

А тут замечательная погода, тепло, солнце, абрикосы и миндаль в цвету… На Страстной я жду тебя, моя бедная обруганная актриска, жду и жду, это имей в виду.

Я послал тебе в феврале с 20 по 28-е пять писем и три телеграммы^*; просил тебя телеграфировать мне, но — ни слова в ответ. От Яворской я получил телеграмму по поводу «Дяди Вани»^*.

Напиши, до какого дня вы все будете в Питере. Напиши, актриска.

Я здоров — честное слово.

Обнимаю.

Твой иеромонах.

Кондакову Н. П., 2 марта 1901 >*

3310. Н. П. КОНДАКОВУ

2 марта 1901 г. Ялта.

2 марта 1901.

Многоуважаемый Никодим Павлович!

Большое, сердечное Вам спасибо за книгу^*. Я прочел ее с большим интересом и с большим удовольствием. Дело, между прочим, в том, что моя мать, уроженка Шуйского уезда, 50 лет назад бывала в Палехе и Сергееве (это в 3-х верстах от Палеха) у своих родственников иконописцев, тогда они жили очень богато; те, что в Сергееве, жили в двухэтажном доме с мезонином, громадном доме. Когда я сообщил матери содержание Вашей книги, она оживилась и стала рассказывать про Палех и Сергеево, про этот дом, который тогда уже был стар. По сохранившимся у нее впечатлениям, тогда была хорошая, богатая жизнь; при ней получались заказы из Москвы и Петербурга для больших церквей.

Да, народные силы бесконечно велики и разнообразны, но этим силам не поднять того, что умерло. Вы называете иконопись мастерством, она и дает, как мастерство, кустарное производство; она мало-помалу переходит в фабрику Жако и Бонакера, и если Вы закроете последних, то явятся новые фабриканты, которые будут фабриковать на досках, по закону, но Хо́луй и Палех уже не воскреснут. Иконопись жила и была крепка, пока она была искусством, а не мастерством, когда во главе дела стояли талантливые люди; когда же в России появилась «живопись» и стали художников учить, выводить в дворяне, то появились Васнецовы, Ивановы, и в Хо́луе и Палехе остались только одни мастера, и иконопись стала мастерством…

Кстати сказать, в избах мужицких нет почти никаких икон; какие старые образа были, те погорели, а новые — совершенно случайны, то на бумаге, то фольге.

Я «Геншеля» не видел и не читал^*, таким образом, совсем не знаю, что эта за пьеса. Но Гауптман мне нравится, и я считаю его большим драматургом. Да и по игре, притом только одного акта, нельзя судить, а если играла Роксанова, то и подавно.