Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях - [29]

Человек средних лет, весь в черном, ходил взад и вперед по комнате.

Едва заметив охотников, он подошел к ним и, поклонившись, спросил Валентина:

— Мне кажется, вы пришли сюда по делу?

— Вы угадали, — отвечал Валентин, показывая тяжелые тюки с мехом.

— Прекрасно, вы спешите?

— Очень, — отвечал Валентин.

— Так идите за мной.

— Извините, — сказал Валентин, — я и сам знаю дом, но мне хотелось бы иметь дело с самим мистером Гроло.

— Это невозможно, — возразил человек в черном, — мистер Гроло очень занят.

— Черт возьми, мистер Клевермак, вы это мне говорите всякий раз, когда прихожу сюда.

— Подождите же, — отвечал тот, рассматривая Валентина. — Я вас теперь узнал: вы французский охотник по имени Искатель следов. Полагаю, что мистер Гроло может принять вас.

— Он должен принять меня, — сказал коротко Валентин. Обращение человека в черном совершенно изменилось: грубые и резкие манеры обратились в изысканную вежливость.

Поклонившись охотнику, он отворил маленькую дверь и исчез.

Отсутствие его не продолжалось более пяти минут.

Он появился снова и сделал охотникам знак следовать за ним.

Они прошли несколько комнат, пока человек в черном не остановился перед одной дверью, возгласивши торжественно: «Мистер Валентин Гиллуа, мистер Курумилла!» Дав им пройти и затворив за ними дверь, он снова исчез.

Оба охотника очутились в комнате, меблированной с грубой роскошью и отсутствием вкуса, чем отличаются американцы.

Мистер Гроло был мужчина высокого роста и не старше тридцати пяти лет. Черты лица его были выразительны, насмешливы, а красный цвет кожи свидетельствовал о невоздержанной жизни.

Отец его был одним из первых колонистов Литл-Рока; в то время когда город был простым фортом, он составил себе состояние меховой торговлей, которая по наследству перешла к сыну, слывшему за первого богача в городе.

В то время когда путешественники вошли к мистеру Гроло, он сидел на кресле, задрав ноги на великолепное из палисандрового дерева бюро и держал в руках номер «Демократа».

Появление охотников не заставило его переменить положение. Он слегка поклонился в их сторону и, указав им рукой на кресла, сказал:

— Вы позволите?

Валентин поклонился, положив тюк на пол; Курумилла сделал то же самое; они сели — Валентин на кресло, Курумилла на ковер.

Прошло несколько минут молчания; мастер Гроло откинул свою газету, взял с бюро кусок дерева и нож и, поместившись снова на кресле, принялся с ожесточением строгать дерево; скоро от него остались только щепки, лежавшие по обеим сторонам кресла.

— Однако ж вы редко посещаете Литл-Рок, мистер Валентин, — прервал он молчание. — Разве вы позабыли ваших друзей?

— Нет, мистер Гроло, я слишком люблю своих друзей, чтобы забыть их: если вы так редко меня видите, то причиной тому вы сами.

— О! Вы, кажется, шутите.

— Ничуть, мистер Гроло.

— Так я не понимаю.

— А между тем ничего не может быть проще: вы так свирепствуете в окрестностях города, что испуганная дичь разбежалась во все стороны. А тридцать лет тому назад на этом месте, где мы с вами теперь сидим, охотились на великолепных медведей. Теперь же нужно сделать по крайней мере пятьдесят лье, чтобы их встретить.

— Это правда, но что делать? Это в порядке вещей. Мир создан для человека. Цивилизация неумолима: она имеет свои законы, которые никто не может преступить; тем хуже для рас, которых она уничтожает: вина лежит только на них самих. Они не исполняют цели своего назначения и потому должны быть уничтожены.

— Да, мистер Гроло, — отвечал грустно Валентин, — я сам знаю, что это так, и вы, американцы, стараетесь оправдать ваше варварство по отношению к первоначальным владельцам этой земли тем, что это не люди, а дикие животные; но меня, вы знаете, в этом не убедите. Итак, с вашего позволения мы переменим разговор.

— Не сердитесь, не сердитесь, мистер Валентин: мы слишком дружны, чтобы из-за шутки поссориться. Я знаю, что вы очень любите индейцев.

— Этого я не скрываю: я люблю индейцев за их доброту и благородство. На их слово можно всегда положиться.

— Довольно… довольно, мистер Валентин. Напрасно я стал про это говорить с вами. Не сердитесь же на меня: мы с вами старые друзья.

— Да, это правда, мистер Гроло, вы были еще очень молоды, когда я вас видел в первый раз.

— Я часто об этом вспоминаю: наша первая встреча произошла при обстоятельствах, которые никогда не забываются. Без вашей помощи, я уверен, мне бы пришлось хлебнуть, против желания, воды Арканзаса; и потому вы можете рассчитывать на меня. Мое сердце и кошелек принадлежат вам — в том порука слово американца.

— Ваша дружба мне дорога: я не сомневаюсь, что она искренна.

— В добрый час, — сказал, смеясь, американец. — Что же вы принесли там мне, — продолжал он, указывая на тюки. — Вероятно, что-нибудь ценное?

— На этот раз — да, — отвечал, смеясь, Валентин. — Мы охотились за Ванкувером.

— Вот как! И для меня сохранили всю добычу вашей охоты?

— Я сдерживаю всегда свое слово. Разве у нас нет договора?

— А что это за меха?

— Две дюжины синих лисиц, три дюжины горностая, пять дюжин бобров и девять шкур серого медведя.

— Боже мой! Вы ничего не делаете вполовину и если появляетесь редко, то зато, когда приходите, приносите отличные меха. Не привести ли нам сегодня наши дела в порядок? Ведь у меня ваших денег сто сорок тысяч долларов.