Том 22. Приключения Мишеля Гартмана. Часть II - [123]

— Потому, командир, что надо было развести огонь, а я не хотел будить вас, как уже сказывал.

— И вы просидели, таким образом, дрожа от холода?

— По правде говоря, да. Но не беспокойтесь, то ли я выносил на своем веку и мало ли что придется выносить еще, надо полагать.

Мишель сел у камелька, где уже пылало большое пламя, он закурил сигару и посмотрел на часы.

— Как! — вскричал он. — Уже пять часов!

— Не менее, командир, било ровно три, когда я пришел, стало быть, счет верен.

— Теперь поговорим, верно, вам многое надо сообщить мне?

— Порядочно-таки.

— Во-первых, отчего вы оставались в отсутствии так долго? Я умирал от беспокойства. Разве с вами случилось несчастье?

— Вы очень добры, командир. Со мною не было ничего, только раз уж я отправился в путь, то хотел воспользоваться случаем и собрать все возможные сведения. Разве я был не прав?

— Нисколько, друг мой, напротив. Посмотрим-ка, что вы узнали.

— К вашим услугам, командир.

— Постойте, теперь шестой час, а вы шли добрую часть ночи.

— И странными дорогами, командир, доложу я вам. Не правда ли, старикашка? — обратился он к Тому, лаская собаку, которая лежала между его ног и грелась у огня.

Том поднял голову и помахал хвостом.

— Вот видите, командир, не я заставляю его говорить это.

Мишель улыбнулся и приласкал собаку. Потом он ударил кулаком по столу и крикнул:

— Паризьен!

Дверь отворилась немедленно, и в ней показался зуав.

— Здесь, командир, — сказал он.

— Видишь ли, мы с Оборотнем проголодались, не можешь ли ты дать нам чего-нибудь поесть?

— И готовить не понадобится, командир, — ответил зуав, — похлебка сварена, и товарищи завтракают. Я могу принести вам супу с куском говядины, хлеба или сухарей, на выбор, вина и кофе. Хорошо ли так будет?

— Отлично, принеси всего этого и не забудь захватить свою порцию, ты составишь нам компанию.

— Вы меня смущаете, командир, но я принимаю с радостью.

Он отдал честь и мгновенно исчез.

Отсутствие его, однако, длилось не долго, он почти тотчас вернулся со всем, что обещал принести.

— Вот кушанья, — объявил он, симметрично расставляя на столе блюда, — что же касается напитков, то они здесь, в шкафу. Когда мы дойдем до них, то я сбегаю за кофе; я оставил его у огня, чтобы он не остыл — холодный кофе сущий яд для солдата, которому всегда требуется погреть и глотку и ружье.

— Ну, садись, болтун.

Они сели к столу и набросились на еду.

— Славная вам пришла мысль, командир, — сказал Оборотень, — мы с Томом натощак со вчерашнего утра.

Когда первый голод был утолен и принялись за сыр, командир обратился к Оборотню:

— Теперь, любезный друг, полагаю, пора бы вам рассказать свою одиссею.

— Рассказать что, командир? — переспросил контрабандист с полным ртом.

— Виноват, обмолвился, — ответил Мишель, — я хотел сказать: ваше путешествие.

— А! Это я понимаю. С начала начинать, командир?

— Еще бы, черт возьми! Я хочу все знать.

— Итак.

— Постой минутку, Оборотень, — перебил Паризьен, — я схожу за кофе. Нет лучшей приправы для занимательной истории, не так ли, командир?

— Ну, да, только торопись, болтун! — вскричал тот смеясь.

Паризьен не заставил себе повторить этого, в пять минут кофе с коньяком был на столе и собеседники пили его маленькими глотками, куря сигару или трубку.

— Вот и готово, — сказал Паризьен, садясь, — начинай теперь, когда угодно, с позволения командира.

— Я имел честь докладывать, — приступил Оборотень к своему рассказу, взглядом испросив разрешения Мишеля, — что было поздно, когда я ушел, ночь глядела в глаза. Хотя скоро должен был взойти месяц, я все-таки поспешно направился к самому кратчайшему спуску с горы, чтоб не захватила меня ночная мгла, прежде чем я достигну равнины. Однако первым моим делом было тщательно сложить ружье и все мои принадлежности солдата в тайник, где я бы мог найти их опять в сохранности. Потом я срезал себе здоровую палку, чтоб она служила мне и тростью, и оружием, смотря по обстоятельствам, и живо стал спускаться по крутому скату горы. Прошло добрых три четверти часа, когда я наконец очутился в долине. С той стороны, где я сошел, мне оставалось всего две мили до Кольмара. На мое горе, уже смеркалось, и необходимо было спешить, чтоб поспеть, пока не заперты ворота. Пешком, и без того уже измученный трудными переходами, я не мог надеяться, чтоб мне это удалось, но все же не колеблясь, пустился беглым шагом что было мочи.

— Так-то так, — заметил Паризьен, — но сил, верно, хватило не надолго, старина.

— Как раз угадал, дружище. Уже я чувствовал, что скоро не в состоянии буду передвигать ноги, когда, на мое счастье, догнала меня телега, колеса которой уже несколько времени стучали позади меня по булыжной дороге. Крестьянин, ехавший в телеге, первый заговорил со мною и предложил сесть с ним. Нужно ли говорить, что я с восторгом принял предложение? Этот крестьянин, добрый человек, ненавидел пруссаков. Пожалуй, он и догадался, что относительно меня что-то неладно, но виду не показал и не сделал мне ни одного вопроса. У городских ворот, когда его спросили, кто я, он ответил, подмигнув мне:

«Это мой кузен Гепар, будь вам известно».

Когда же мы проехали три-четыре улицы, он остановил лошадь, дал мне сойти и сказал, пожимая руку: