Том 21. Кто убил доктора Секса? - [20]

— Бон суар, мсье, — заговорила она с французским прононсом, — вы ведь мсье Холман, нон?

У нее были золотисто-огненные волосы, а глаза напоминали сапфиры. Чуть выпяченная нижняя губа сама напрашивалась на поцелуй, а то, как ее черное шелковое платье обтягивало отнюдь не костлявую фигуру, не доходя дюйма на три до колен, могло совратить самого скромного человека на свете.

— Я мсье Холман, да, — сообщил я, имитируя ее произношение.

— Сэ бон!

Плавным жестом руки она пригласила меня войти в дом, объяснив при этом, что «мадемуазель Фабер меня ожидает», и предложила пройти следом за нею.

Я бы с радостью отправился за нею куда угодно, предпочтительно к ближайшей кушетке, но вместо этого мне предложили преодолеть пару пролетов винтовой лестницы. Плавное покачивание обтянутых шелком ягодиц прелестницы практически на уровне моих глаз едва не развило у меня близорукость к тому времени, когда мы достигли последней ступеньки, но там горничная обернулась ко мне лицом:

— Мадемуазель Фабер ожидает вас в спальне.

Новый плавный жест руки указал мне на две запертые двери, обе белого цвета, с медальонами, в которых искусно переплетались различные ноты.

— Она ждет? — Это я выдавил из себя фальцетом, поспешно прокашлялся и повторил тот же вопрос вторично более или менее нормальным голосом.

— Да, мсье. — Сладостно-шаловливая улыбка промелькнула на ее пухлых губах. — Она сказала, чтобы вы прямо входили внутрь. Она ждет вас там.

— Она ждет? — Я с минуту смотрел на нее. — Ждет меня там внутри?

— Да, мсье. Мсье этого не предполагал?

— Мсье не уверен, что он не спит, — ответил я чистейшую правду. — Как вас зовут на тот случай, если мне понадобится алиби, когда я туда войду?

— Я Мари. — У нее была определенно дразнящая улыбка. — У нас, французов, мсье, более искушенный подход к подобным ситуациям.

Ее отнюдь не французский прононс заставил меня ворчливо осведомиться:

— Так откуда вы? Из Парижа или Индианы?

— Разве это важно? — хмыкнула она, внезапно подмигнув мне. — Самое главное — акцент. Где еще девушка сможет получать сто пятьдесят в неделю и все наряды, которые хозяйка надевала всего-то разок-другой?

— Ну что ж, у вас получается неплохо, — похвалил я.

— Надеюсь, мы сохраним это между нами? — спросила она. — Я бы не хотела, чтобы Фабер разочаровалась в акценте и во всем остальном.

— Это наша тайна, не сомневайтесь, — пообещал я.

— Спасибо, друг.

Ее глаза придирчиво-внимательно ощупали меня, как будто она была потенциальным покупателем, а я одной из машин, выставленных на продажу.

— Ну что же, в любое время, когда вы устанете от Фабер, — сказала она хрипловатым голосом, — я с радостью ознакомлю вас с кое-какими симпатичными туземными обычаями Индианы.

Черный шелк зашуршал — это она стала спускаться вниз по лестнице.

— Желаю получить удовольствие!

Едва различимый смешок долетел до моего слуха, когда она уже исчезла из виду.

Секунду я постоял перед закрытой дверью, глубоко вздохнул, затем постучал. Никакой реакции. Отворив дверь, я сделал пару шагов и замер на месте с открытым ртом. Ибо даже Марко Поло не сталкивался ни с чем подобным за время своих нескончаемых путешествий. Это была фантастическая спальня. Огромное помещение с необычайно высоким потолком, который придавал ему сходство с дворцовыми покоями. Мои ноги тонули в мягком серовато-голубом ковре, пока я медленно приближался к ложу, торжественностью и пышностью напоминающему трон. Ложе окутывал белый шелковый полог, расшитый золотыми нотами, так что он выглядел если не симфонической, то хотя бы джазовой овеществленной музыкой.

И это была не кровать, а черт знает, что такое!

Я решил, что если даже такая проворная крошка, как Сюзанна Фабер, угнездится посередине данного сооружения и надумает около девяти утра подняться, то ее ноги окажутся на полу самое раннее без четверти десять. Фактически чем дольше я созерцал эту диковинку, тем яснее мне становилось, что это отнюдь не кровать, а образ жизни.

Именно среди этих философских рассуждений моего слуха достиг вкрадчивый музыкальный голос, зародившийся неизвестно где:

— Рик, дорогуша? Это вы?

— Я, кто же еще? — занервничал я. — А где же вы?

— Я тут, — проворковал ласковый голосок. — Разве вы не видите белую дверь с золотым сатиром?

Такое невозможно увидеть, сообразил я в следующее мгновение, если тебя уже загипнотизировал бело-пуховый образ жизни. Я двинулся к двери с золотым сатиром в центре, на ходу поразившись интимной анатомии его тела (иначе не выразишься), потом почувствовал некоторое облегчение, когда сатир отодвинулся от меня вместе с распахнутой дверью.

Но я тут же инстинктивно попятился назад при виде новых явлений сибаритской роскоши.

На какое-то мгновение мне показалось, что я явился нежданно-негаданно в самый разгар оргии, так что мне остается одно из двух — либо принести свои извинения, либо присоединиться к ее участникам. Но затем, поморгав глазами, я сообразил, что все участники были всего лишь «каменными истуканами», как обозвала бы их моя почтенная бабушка. Представляете, по стенам разместились вовсе не нагие участники оргии, а группа гипсовых статуй греческих и римских богов в человеческий рост. И если хорошенько подумать, то где еще им можно было найти более удачное место, кроме как вокруг вделанной в мозаичный пол огромной римской ванны?