Том 2. Стихотворения 1917-1922 - [20]

5 июня 1921

Решт

Курильщик ширы >*

Где труд в очках пустой стены

Сидел над завтрашним уроком,

Прозрачных улиц тайники,

Чтобы читались настежь истины труда,

Полны рассказов

Про тени и притоны,

Где точно выстрел одинокий – стоны,

Успевшие у спавшего отнять

Дневного мира разум.

С устами высохшими досуха

Он тянет сладкий мед,

И с ядом вместо посоха

На берег сонных грез идет.

Внезапно святилище огня,

Бой молота по мягкому и красному железу, –

Исчезло все, лишь сновидений броня

Вооружила разум трезвый.

Те степи, где растут лишь цепи,

И голос улицы, вечерний и чарующий,

Цветы недавних слов, завядшие вчера еще,

И вы, пророки суеты,

Дневных забот морские шумы –

Забыто все, и в дыме сладкой думы

Труд уносился к снам любимым…

Но пленник у цепей железных дыма

Прикован к облачку желаний,

Дорогой сонною идет туда,

Где рай в дыму к себе звал райю,

Где вместо народа адамов – Адам.

Настанет утро. В ночную щель блеснет заря –

Он снова раб, вернувшийся к трудам.

Но прежний берег снова манит,

В долгу цепей железных долго

Он челн, кругом ночного дыма Волга.

1921

Дуб Персии >*

Над скатертью запутанных корней

Пустым кувшином

Подымает дуб столетние цветы

С пещерой для отшельников.

И в шорохе ветвей

Шумит созвучие

С Маздаком Маркса.

«Хамау, хамау,

Уах, уах, хаган!» –

Как волки, ободряя друг друга,

Бегут шакалы.

Но помнит шепот тех ветвей

Напев времен Батыя.

1921

«Очана-мочана…» >*

Очана-мочана,

Все хорошо!

– Ок!

Это дервиш,

Это пророк

Просит пушинкой.

Море поет: вечная память!

Тухлым собакам, мертвым сомам

И событьям.

На скатерти песков

Провидцам, пророкам, собакам

Разложен обед: соленая икра.

Шамай! Садись!

Дети пекут улыбки

Жаровнями темных ресниц,

И бросают прохожим.

– Гуль-мулла! – крикнули мне.

– Садись, гуль-мулла, перевезу! –

Говорил – Я – Я – темнолицый и поднял весло.

Я сел. Я знал, что меня так зовут

Здесь в Энзели,

Где я – урус дервиш.

1921

«Море пело „Вечную память“…» >*

Море пело «Вечную память»

Тухлым собакам, мертвым сомам.

В берег морской волны бились и бились.

Собакам, провидцам, пророкам

Морем шумящим предложен обед.

Накрыт скатертью стол.

Одна за другою катилась волна,

Бежали валы на берег пологий.

Мертвый кутум с белой дырой вместо глаза

В крупной сухой чешуе, белый от зноя

Лежал близ меня.

Около грелся костер рыбака,

Бродяг приглашая испечь на костре

Мертвую сельдь из песчаных богатств

И мешочки икры палой рыбы.

Собакам, провидцам, всем

Был морем покрыт широкою

Скатертью стол.

Ныряла и падала взад и вперед черепаха.

Голоногие жены мыли белье дальних семей,

Стирали белье, сплошь берег усеяв

Циновками жирных мужей.

Священное море давало белью отпущенье в грехах.

Мальчик кричал мне: «Урус…

Русский дервиш… Гуль-мулла…»

Я соглашался, лежал на песке. Мне все равно.

Голоногие жены в белом и мокром белье,

Согнувшись, стояли над морем.

Море священною влагой

Давало белью отпущенье в грехах.

Был берег, как исповедь и исповедальня.

Море, великий безбожник,

Тухлою рыбой швыряло

В солнечный образ, дрожащий по волнам.

И в бороде его длинных лучей

Качался тухлый судак.

Чудак! мог бы поленом войти

В мыслящую печь человека

И зажечь его ум новыми мыслями,

Новым разумом мысли.

Видишь, – голодный, согнулся и бродит.

Печка живая без дров ходит по берегу.

1921

«Сегодня я в гостях у моря…» >*

Сегодня я в гостях у моря.

Скатерть широка песчаная.

Нашел мешки с икрой,

Что выброшены морем,

Сельдь небольшую,

Испек на костре, горячем и днем.

Хорошо. Хуже в гостях у людей.

1921

«Мной недовольное ты…» >*

Мной недовольное ты,

Я недовольный тобой.

Льешь на продажу версты

Пены корзины рябой.

Сваи и сваи, на свайных

Постройках, пьянея, лежит

Угроза, сверкавшая в тайнах

Колосьями сумрачных жит.

1921

«Ночи запах – эти звезды…» >*

Ночи запах – эти звезды

В ноздри буйные вдыхая,

Где вода легла на гвозди,

Говор пеной колыхая,

Ты пройдешь в чалме зеленой

Из засохнувшего сена,

Мой учитель опаленный,

Черный, как костра полено.

А другой придет навстречу,

Он устал, как весь Восток,

И в руке его замечу

Красный сорванный цветок.

1921

«Подушка – камень…» >*

Подушка – камень,

Терновник – полог,

Прибоя моря простыня,

А звезд ряды – ночное одеяло!

Шуми, грызи молчание,

Как брошенную кость,

Зверь моря.

О, новый камень темноты за тучей.

1921

Ночь в Персии >*

Морской берег.

Небо. Звезды. Я спокоен. Я лежу.

А подушка – не камень, не перья –

Дырявый сапог моряка.

В них Самородов в красные дни

На море поднял восстанье

И белых суда увел в Красноводск,

В красные воды.

Темнеет. Темно.

«Товарищ, иди, помогай!» –

Иранец зовет, черный, чугунный,

Подымая хворост с земли.

Я ремень затянул

И помог взвалить.

«Саул!» («спасибо» по-русски).

Исчез в темноте.

Я же шептал в темноте

Имя Мехди.

Мехди?

Жук, летевший прямо с черного

Шумного моря,

Держа путь на меня,

Сделал два круга над головой,

И крылья сложив, опустился на волосы.

Тихо молчал и после

Вдруг заскрипел,

Внятно сказал знакомое слово.

На языке, понятном обоим,

Он твердо и ласково сказал свое слово.

Довольно! Мы поняли друг друга!

Темный договор ночи

Подписан скрипом жука.

Крылья подняв, как паруса,

Жук улетел.

Море стерло и скрип и поцелуй на песке.

Это было!

Это верно до точки!

1921

Я и Россия >*

Россия тысячам тысяч свободу дала.

  Милое дело! Долго будут помнить про это.

А я снял рубаху,

И каждый зеркальный небоскреб моего волоса,

Каждая скважина