Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - [74]

Лида невольно усмехнулась:

— Да ну тебя, Майка!

А Чечек молчала всю дорогу и думала о чем-то. И подруги не мешали ей.

В ДОМИКЕ МАРФЫ ПЕТРОВНЫ

Прошел май. Прошли трудные, волнующие дни экзаменов.

В эти дни Костя не знал и не видел ничего, кроме книг, учебников, тетрадей, чертежей.

Ваня Петухов, которому Костя помогал готовиться к экзаменам, однажды сказал:

— А ты-то, Кандыков, что сидишь над учебниками не вставая? Ты и так сдашь!

— Как сдать… — ответил Костя. — Можно сдать по-разному. А я хочу — на пятерки.

Костя сдал на пятерки. И лишь на другой день после того, как в последний раз вышел из экзаменационного зала, он вдруг почувствовал, что жизнь хороша и разнообразна. Ему хотелось все: и побежать в сад проверить яблоньки, и взяться за арык, и послушать болтовню Чечек, расспросить о ее делах. Но отец сказал, что в колхозе нужны люди на посадку картошки, и Костя с удовольствием отправился в поле. А самой главной заботой его было — написать заявление и отправить в Барнаульский плодово-ягодный техникум.

Кроме всех этих забот, возникла еще одна: он вдруг, помимо своей воли, стал актером.

Однажды, возвращаясь с колхозного поля чуть-чуть усталый, он зашел в школьный сад. Нежная листва маленьких яблонь смутно зеленела в синеватых сумерках. Деревца стояли тихие, словно удивленные, что они живут, что у них под мягкой корой идут соки, что они, как и взрослые деревья, тоже сумели развернуть листья.

Костя медленно шел по саду и, задумчиво улыбаясь, думал: «Ухожу… И в классе уже кто-то другой будет сидеть на моей парте. И за моими яблоньками будет ухаживать кто-то другой. А меня здесь будто и не было… яблоньки мои и то меня забудут… Ну, это-то ничего. Лишь бы ребята их любили!»

В таком чуть-чуть грустном раздумье он вышел из сада на школьный двор. И тут же несколько голосов окликнуло его:

— А, вот как раз и он… Кандыков! Костя! Иди сюда!

На крыльце беленого домика, в котором жила Марфа Петровна, сидели ученики — и младшие, и старшие, и средние. И сама Марфа Петровна в своем белом, надвинутом на глаза платке сидела на верхней ступеньке. Настенька, Ольга Наева из шестого, Таня Чубукова, Алеша Репейников, Мамин Сияб — все кричали и звали Костю. И звонче всех кричала Чечек:

— Кенскин, иди сюда! Иди скорее! Бежи!

Тут же кто-то поправил ее:

— «Бежи»! Эх, ты, а еще в шестой класс перешла!

Произошел быстрый спор:

— Да, «бежи», потому что — «бежать».

— Нет, «беги», потому что — «бегать».

— Ну и пусть «бегать»! Вот еще! — И Чечек снова закричала: — Кенскин, бегай сюда!

Костя подошел, немножко удивленный:

— Что случилось? — и сразу посмотрел на Чечек: опять что-нибудь натворила?

Чечек поняла его взгляд и, мешая со смехом звонкие слова, зачастила:

— Нет, нет, Кенскин, я ничего! А ты у нас Петр Великий будешь! А Манжин будет арап! А Мая будет невеста! А я буду на пиру танцевать!

Костя растерялся:

— Я — Петр Великий? Манжин — арап?..

Все рассмеялись.

— Сядь, Кандыков, — улыбаясь, сказала Марфа Петровна. — Мы тебе сейчас все расскажем.

Оказалось, что драмкружок, перед тем как ученики уйдут из школы на лето, решил поставить прощальный спектакль. Но задумали ставить пьесу и снова вспомнили, что пьес-то у них нет. Старые, заигранные ставить не хотелось. Решили что-нибудь инсценировать. Так, на Новый год они ставили спектакль по книге Гайдара «Тимур и его команда». В марте разыграли сказку про бабку и деда: как бабка поехала в поле пахать, а старик взялся за домашние дела. Этот спектакль был такой веселый, что смех в зале ни на минуту не умолкал. Неизвестно, как сами артисты терпели, не смеялись. Но что же поставить теперь?

— Скоро Пушкинские дни, — сказала Марфа Петровна. — Может, что-нибудь у Пушкина взять?

Два вечера просидели за Пушкиным: читали вслух стихи, просматривали повести, сказки…

— Вот как нравится мне «Арап Петра Великого»! — сказала Настенька. — Я сегодня ночью прочитала. И прямо так нравится!

— А давайте возьмемся за «Арапа»! — предложила Марфа Петровна. — Петр Великий, ассамблеи, бояре…

Воображение вспыхнуло. Заговорили наперебой: что можно изобразить, как изобразить, кто кого будет играть. В тот же вечер сели писать пьесу. Оказалось, что сделать это нелегко: нужно разбить текст на действия, нужно переложить его на диалоги и монологи… Но труда не жалели — и через неделю пьеса была готова. Может, она получилась не так уж складно — но что за беда! Зато какие интересные слова можно было произносить со сцены и какие необыкновенные костюмы можно было придумать!..

Но когда взялись разучивать роли, Таня Чубукова испугалась:

— Что это мы! Что мы задумали! Да у нас же ничего нет: ни декораций, ни костюмов — ничего… И причесок нет! А откуда мы кринолины возьмем? Ведь тогда кринолины носили.

— Э, не беда! — возразила Марфа Петровна. Она в своем воображении уже видела этот спектакль, он уже пленил ее, в ее уме уже звучали раздумчивые реплики Ибрагима, и твердый голос Петра, и неясные речи плачущей невесты. — Не беда! Сейчас ничего нет, а возьмемся да все сделаем — вот и все будет! Ну, посмотрим: что нам для декораций нужно? Так… Столы. Кресла… Можно на стулья подушки положить да накрыть чем-нибудь — вот и кресла! Кто возьмется?