Том 2. Произведения 1938–1941 - [65]

131. Парша на отмели^*

Авторизованная машинопись, испорченная на сгибе (пострадала строка 18-я — в настоящем издании — 20-21-я). Впервые опубликовано (с неточностями) в ПСС. Подписано: александрвведенский. Сохраняем все особенности авторской орфографии, исправляя лишь явные опечатки в словах: лизаться, по КАРМАНАМ, шелестелят, по ДАЧЕ, смеяться, а также при К. С. и к одним, данных в слитном написании. Отметим классически «футуристические» эпатажное название стихотворения.

— …кистень с надписью А… — Ср.: …окно, имеющее вид буквы А (№ 29.9).

— …при К. С. — Возможно, Введенский дает инициалы Малевича.

— …царица КСИРА… — Может быть, пародийный парафраз строки лермонтовского «Демона»: «…будешь ты царицей мира».

— …ф голое зало… — Фонетическое письмо в манере Ильи Зданевича. Ср. ниже: пувуноф (певунов?).

— ОНИ все РАБЫКА восах оеных… — Может быть: «они все рабы ка(к) в осах (в)оен(н)ых».

— Два воробья одного звали Федором другого арбузом… — По поводу мотивизации имен собственных у Введенского см. примеч. к №№ 5, 30 (карт. 7) и 33.

— ИКРАЙБЕЛЫ/ХНОК. — Т, е. воробьи улетели в ТИБЕТ в край белых ног. Ср. выше: АТТОТТЫ (а то ты?), АОННА (а он на).

132. ПоЛоТЕрам или ОНАНистАм^*

Печатается по машинописи. Заглавие вписано большими печатными буквами. Исправлены слитные написания: я зеваю я их, нам сто, а оставляя и некоторые др. опечатки.

Я. С. Друскин считает, что ст-ние принадлежит не Введенскому, и предполагает авторство И. Терентьева. Однако шрифт машинки идентичен шрифту, которым напечатана авторизованная Введенским Парша на отмели (№ 131) и 10 стихов… (№№ 122–130). Ритмически, поэтически, стилистически и графически (оформление текста, выделение заглавных букв и т. д.) ст-ние необычайно близко примыкает к Парше на отмели. Нет никаких причин считать автором этого ст-ния И. Терентьева (см. примеч. к № 125), — ср. его книги 1918–1920 гг. и более поздние публикации (например, в журнале «Крысодав», — см. [209. С. 157–162]). Обнаруживаются, наконец, параллели с другими произведениями Введенского этого же и позднейшего времени, из которых укажем лишь некоторые: к заглавию — там петр великий и онан чашки куют (ОСТРИЖЕН скопом Ростислав, № 135); лети тигр… и …аз бес и аз ТИГР — я ангел певчий ангел / и крылья есть я тигр (Галушки, № 133); солями шевелит морями БАНКА — СМЕРТЯЧКА в БАНКЕ (10 стихов…, VI (№ 127); ты в баночку плевал раз раз (Галушка) и мн. др. В связи с лопнувшим орехом греческом, см. примеч. к фрагменту № 39 с песней о разнице скорлуп грецкого и американского орехов.

В связи с заглавием данного стихотворения — см. примеч. к Парше на отмели (№ 131).

— ГИРЫ в ЧУЛКАХ гиры смакоми… — Очевидно, в «цветочном» контексте предшествующих стихов представляет собой написание формы с маками.

— …апхир сундук… — Последнее выразительное словцо (заимствованное из тюркских языков, здесь в заумном окружении) является ключевым словом а знаменитом «Случае на железной дороге» Д. Хармса [225, кн. 1, № 1].

133–136

— «…„Звезда бессмыслицы“ очень усложнена, особенно в стихотворениях 1925–1926 годов… Условно этот период можно назвать атематическим. Заболоцкий, друживший в то время с Введенским, возражая ему, говорил, что в его вещах нет композиционных стержней. Не было сюжетного стержня, его заменяли смена ритмов и интонаций: спокойная интонация, повествовательная, возбужденная, прерывистая, вопрос — ответ, основание — вывод. Смена ритмов и интонаций создавала композицию всей вещи — абстрактную схему или скелет темы: морфологически-синтаксического и ритмически-интонационную тему. Но стихотворение написано словами и предложениями. Слова облекали в плоть абстрактную тему. Вот что я понимаю под абстрактной темой. Бессмысленное немецкое предложение „Die Piroten karolioren elatisch“, несмотря на его бессмысленность, может быть переведено на русский язык: пироты каролируют элатичпо. (Аналогично построение известной русской „бессмысленной“ фразы у Щербы: „Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка“). Если для каждого слова различать центр и поле значения, понимая под центром поля определение слова как понятия (собственный смысл иероглифа), то в приведенном по-немецки и по-русски предложении каждое из трех слов имеет неопределенное поле значения, но не имеет центра. Это можно обобщить и на предложения, предложение тоже что-либо обозначает, и также предложение „пироты каролируют элатично“. Оно тоже имеет поле значения, но неопределенное, т. к. нет центра. Это я и называю абстрактной темой или скелетом темы в стихах Введенского 1925–1926 годов. Этот скелет темы был композиционной осью, которую Заболоцкий не видел, потому что не хотел видеть: он, по его собственным словам, боялся оторваться от земли. Слова, облекавшие плотью сколет темы, создавали второй план. При этом не тема в обычном смысле определяла ритм и интонацию стихотворения, но ритм и интонация определили тему. Столкновение двух планов: морфологически-синтаксического и ритмически-интонационного, с одной стороны, и словесного воплощения — с другой, создавали стихотворение в целом. Поэтому и в самых „бессмысленных“ стихах этого периода была закономерность и связь, но не чисто семантическая, а ритмически-интонационная, пересекавшаяся с семантической. Поэтому при тщательном анализе стихов 1925–1926 годов получается парадоксальный результат: они могут быть „объяснены“ в некоторых случаях даже более конкретно, чем „понятные“ стихи поздних периодов…» (Я. С. Друскин).