Том 2. Пламенный круг. Лазурные горы - [17]

Прелестных жён и юных дев,

Она клонила взор тяжёлый.

Она таила тёмный гнев.

«Келья моя и тесна, и темна…»

Келья моя и тесна, и темна.

Только и свету, что свечка одна.

Полночи вещей я жду, чтоб гадания

  Снова начать,

  И услыхать

Злой моей доли вещания.

Олово, ложка да чаша с водой, –

Всё на дощатом столе предо мной.

Олово в ложке над свечкой мерцающей

  Я растоплю,

  И усыплю

Страх, моё сердце смущающий.

Копоть покрыла всю ложку мою.

Талое олово в воду я лью.

Что же пророчит мне олово?

  Кто-то стоит

  И говорит:

«Взял же ты олова, – злого, тяжелого!»

Острые камни усеяли путь,

Меч изострённый вонзился мне в грудь.

«Порою туманной…»

Порою туманной,

Дорогою трудной

  Иду!

О, друг мой желанный,

Спаситель мой чудный, –

  Я жду!

Мгновенное племя,

Цветут при дороге

  Мечты.

Медлительно время,

И сердце в тревоге, –

  А ты,

Хоть смертной тропою,

В последний, жестокий

  Мой день,

Пройди предо мною,

Как призрак далёкий,

  Как тень!

«Ветер в трубе…»

  Ветер в трубе

Воет о чьей-то судьбе, –

  Жалобно стонет,

Словно кого-то хоронит.

«Бедные дети в лесу!

Кто им укажет дорогу?

Жалобный плач понесу

Тихо к родному порогу,

Ставнями стукну слегка,

Сам под окошком завою, –

Только немая тоска

К ним заберётся со мною.

Им непонятен мой зов.

Дети, обнявшись, заплачут.

Очи голодных волков

Между дерев замаячут».

  Ветер в трубе

Плачет о чьей-то судьбе, –

  Жалобно стонет,

Словно кого-то хоронит.

«Порой повеет запах странный…»

Порой повеет запах странный, –

Его причины не понять, –

Давно померкший, день туманный

Переживается опять.

Как встарь, опять печально всходишь

На обветшалое крыльцо,

Засов скрипучий вновь отводишь,

Вращая ржавое кольцо, –

И видишь тесные покои,

Где половицы чуть скрипят,

Где отсырелые обои

В углах тихонько шелестят,

Где скучный маятник маячит,

Внимая скучным, злым речам,

Где кто-то молится да плачет,

Так долго плачет по ночам.

«Полуночною порою…»

Полуночною порою

Я один с больной тоскою

Перед лампою моей.

Жизнь докучная забыта,

Плотно дверь моя закрыта, –

Что же слышно мне за ней?

Отчего она, шатаясь,

Чуть заметно открываясь,

Заскрипела на петлях?

Дверь моя, не открывайся!

Внешний холод, не врывайся!

Нестерпим мне этот страх.

Что мне делать? Заклинать ли?

Дверь рукою задержать ли?

Но слаба рука моя,

И уста дрожат от страха.

Так, воздвигнутый из праха,

Скоро прахом стану я.

«Идти б дорогою свободной…»

Идти б дорогою свободной, –

  Да лих, нельзя.

Мой путь лежит в степи холодной;

  Иду, скользя.

Вокруг простор, никто не держит,

  И нет оков,

И Божий гнев с небес не вержет

  Своих громов.

Но светлый край далёк отсюда,

  И где же он?

Его приблизит только чудо

  Иль вещий сон.

Он мне, как счастие, неведом:

  Меня ведёт

Моя судьба звериным следом

  Среди болот.

«Мне страшный сон приснился…»

Мне страшный сон приснился, –

Как будто я опять

На землю появился

И начал возрастать, –

И повторился снова

Земной ненужный строй

От детства голубого

До старости седой:

Я плакал и смеялся,

Играл и тосковал,

Бессильно порывался,

Беспомощно искал.

Мечтою облелеян,

Желал высоких дел, –

И, братьями осмеян,

Вновь проклял свой удел.

В страданиях усладу

Нашёл я кое-как,

И мил больному взгляду

Стал замогильный мрак, –

И, кончив путь далёкий,

Я начал умирать, –

И слышу суд жестокий:

«Восстань, живи опять!»

«О владычица смерть, я роптал на тебя…»

О владычица смерть, я роптал на тебя,

Что ты, злая, царишь, всё земное губя.

И пришла ты ко мне, и в сиянии дня

На людские пути повела ты меня.

Увидал я людей в озареньи твоём,

Омрачённых тоской, и бессильем, и злом.

И я понял, что зло под дыханьем твоим

Вместе с жизнью людей исчезает, как дым.

«Зачем, скажи…»

  Зачем, скажи,

В полях, возделанных прилежно,

  Среди колосьев ржи

Везде встречаем неизбежно

  Ревнивые межи?

Одно и то же солнце греет

Тебя, суровая земля,

Один и тот же труд лелеет

Твои широкие поля.

Но злая зависть учредила,

Во славу алчности и лжи,

Неодолимые межи

Везде, где ты, земля, взрастила

Хотя единый колос ржи.

«Ангел мечты полуночной…»

   Ангел мечты полуночной,

После тоски и томленья дневного

В свете нездешнем явился ты мне.

   Я ли постигну, порочный,

Раб вожделенья больного и злого,

Радость в наивном твоем полусне?

   Ясные очи упрёком

Рдеют, как майская полночь – грозою.

Жаль мне до слёз непорочной мечты.

   Ты не миришься с пороком.

Знаю: я жизни и счастья не стою, –

О, если б смертью повеял мне ты!

«В амфоре, ярко расцвечённой…»

В амфоре, ярко расцвечённой,

Угрюмый раб несет вино.

Неровен путь неосвещённый,

А в небесах уже темно, –

И напряжёнными глазами

Он зорко смотрит в полутьму,

Чтоб через край вино струями

Не пролилось на грудь ему.

Так я несу моих страданий

Давно наполненный фиал.

В нём лютый яд воспоминаний,

Таясь коварно, задремал.

Иду окольными путями

С сосудом зла, чтоб кто-нибудь

Неосторожными руками

Его не пролил мне на грудь.

«На ступени склонясь, у порога…»

На ступени склонясь, у порога

Ты сидишь, и в руке твоей ключ:

Отомкни только двери чертога,

И ты станешь богат и могуч!

Но отравлен ты злою тревогой

И виденьями дня опьянён,

И во всё, что мечталось дорогой,

Безнадёжно и робко влюблён.

Подойду я к пределу желаний

На заре беззаботного дня,

И жестокие дни ожиданий

Навсегда отойдут от меня.

Неужели тогда захочу я

Исполненья безумной мечте?

Или так же, безмолвно тоскуя,