Том 2. Мелкий бес - [58]

Мурин поднялся навстречу входившему Передонову с преувеличенно радостными восклицаниями, лицо его сделалось еще слаще, глазки замаслились, – и все это не шло к его дюжей фигуре и взлохмаченным волосам, в которых виднелись даже кое-где былинки сена.

– Дела обтяпываю, – громко и сипло заговорил он, – у меня везде дела, а вот кстати милые хозяйки и чайком побаловали.

– Ну да, дела, – сердито отвечал Передонов, – какие у вас дела! Вы не служите, а так деньги наживаете. Это вот у меня дела.

– Что ж, дела – это и есть чужие деньги, – с громким хохотом возразил Мурин.

Вершина криво улыбалась и усаживала Передонова к столу. На круглом преддиванном столе тесно стояли стаканы и чашки с чаем, ром, варенье из куманики, серебряная сквозная, крытая вязаною салфеточкою корзинка с сладкими булками и домашними миндальными пряничками.

От стакана Мурина сильно пахло ромом, а Виткевич положил себе на стеклянное блюдечко в виде раковины много варенья. Марта с видимым удовольствием ела маленькими кусочками сладкую булку. Вершина угощала и Передонова, – он отказался от чая.

«Еще отравят, – подумал он. – Отравить-то всего легче: сам выпьешь и не заметишь, яд сладкий бывает, а домой придешь – и ноги протянешь».

И ему было досадно, зачем для Мурина поставили варенье, а когда он пришел, то для него не хотят принести новой банки с вареньем получше. Не одна у них куманика, – много всякого варенья наварили.

А Вершина, точно, ухаживала за Муриным. Видя, что на Передонова мало надежды, она подыскивала Марте и других женихов. Теперь она приманивала Мурина. Полуодичавший в гоньбе за трудно дававшимися барышами помещик охотно шел на приманку: Марта ему нравилась.

Марта была рада: ведь это была ее постоянная мечта, что вот найдется ей жених, и она выйдет замуж, и у нее будет хорошее хозяйство, и дом – полная чаша. И она смотрела на Мурина влюбленными глазами. Сорокалетний громадный мужчина с грубым голосом и с простоватым выражением в лице и в каждом движении казался ей образцом мужской силы, молодечества, красоты и доброты.

Передонов заметил влюбленные взгляды, которыми обменивались Мурин и Марта, – заметил потому, что ожидал от Марты преклонения перед ним самим. Он сердито сказал Мурину:

– Точно жених сидишь, вся физиономия сияет.

– Это я от радости, – возбужденным, веселым голосом сказал Мурин, – что вот дело мое хорошо обделал.

Он подмигнул хозяйкам. Они обе радостно улыбались. Передонов сердито спросил, презрительно щуря глаза:

– Невесту, что ли, нашел? Приданого много дают?

Мурин говорил, как будто и не слышал этих вопросов:

– Вот Наталья Афанасьевна, дай ей бог всего хорошего, моего Ванюшку согласилась у себя поместить. Он будет тут жить, как у Христа за пазухой, и мое сердце будет спокойно, что не избалуется.

– Будет шалить вместе с Владей, – угрюмо сказал Передонов – еще дом сожгут.

– Не посмеет! – решительно крикнул Мурин. – Вы, матушка Наталья Афанасьевна, за это не беспокойтесь: он у вас по струнке будет ходить.

Вершина, чтобы прекратить этот разговор, сказала, криво улыбаясь:

– Что-то мне кисленького захотелось.

– Не хотите ли брусники с яблоками? Я принесу, – сказала Марта, быстро вставая с места.

– Пожалуй, принесите.

Марта побежала из комнаты. Вершина даже не посмотрела за нею: она привыкла принимать спокойно Мартины угождения, как нечто должное. Она сидела покойно и глубоко на диване, пускала синие дымные клубы и сравнивала мужчин, которые разговаривали: Передонов – сердито и вяло, Мурин – весело и оживленно.

Мурин нравился ей гораздо больше. У него добродушное лицо, а Передонов и улыбаться не умеет. Нравился ей Мурин всем: большой, толстый, привлекательный, говорит приятным низким голосом и к ней очень почтителен. Вершина даже подумывала порой, не повернуть ли дело так, чтобы Мурин посватался не к Марте, а к ней. Но она всегда кончала свои размышления тем, что великодушно уступала его Марте.

«За меня, – думала она, – всякий посватается, раз – что я с деньгами, и я могу выбрать кого захочу. Вот хоть этого юношу возьму», – думала она и не без удовольствия остановила свой взор на зеленоватом, нахальном, но все-таки красивом лице Виткевича, который говорил мало, ел много, посматривал на Вершину и нагло при этом улыбался.

Марта принесла в глиняной чашечке бруснику с яблоками и принялась рассказывать, что нынче ночью видела во сне, как она была в подружках на свадьбе и ела ананасы и блины с медом, в одном блине нашла бумажку сто рублей, и как от нее деньги отняли, и как она плакала. Так в слезах и проснулась.

– Надо было потихоньку спрятать, чтоб никто не видал, – сердито сказал Передонов, – а то вы и во сне не сумели денег удержать, какая же вы хозяйка!

– Ну, этих денег нечего жалеть, – сказала Вершина, – во сне мало ли что увидишь.

– А мне так страсть как жалко этих денег, – простодушно сказала Марта, – целых сто рублей!

На глазах у нее навернулись слезы, и она принужденно засмеялась, чтобы не заплакать. Мурин суетливо полез в карман, восклицая:

– Матушка, Марта Станиславовна, да вы не жалейте, мы сейчас это поправим!

Он достал из бумажника сторублевку, положил ее перед Мартою на стол, хлопнул по ней ладонью и крикнул: