Том 2. Карусель. Дым без огня. Неживой зверь - [2]

Какой-то мыслитель сказал, что есть особая красота в молчании очень близких людей.

«Он» очнулся первый.

– Можно кобальту к ей подбавить.

– Кобальту? – чуть слышно переспросила я и сама не узнала своего голоса.

– Ну, да. Кобальту. Синего.

– Синего? Зачем же синего?

– А грязнее будет.

Я встала и молча вышла. А он пошел шабашить.

На следующее утро я встала рано, раньше, чем он пришел. Пошла в переднюю и стала ждать.

Было около шести утра. Меня слегка знобило, щеки горели и руки тряслись. Кажется, охотники на тетеревином току испытывают нечто подобное.

Наконец он пришел.

Он шел, деловито сдвинув рыжие брови. Он нес большое ведро белил.

– Стой! – крикнула я. – Это что?

– А белила.

– Ставьте тут за дверь. Давайте краску сюда. Это сурик?

– Сурик.

– Это бакан?

– Бакан.

– Мешайте вместе.

Он взглянул на меня, как смотрят на забравшего власть идиота: «куражься, мол, до поры, до времени». Нехотя поболтал кистью.

– Видите этот цвет? – спросила я.

– Вижу. Ну?

– Ну, вот этим цветом вы мне и выкрасите все шесть дверей.

– Ладно, – усмехнулся он. – А как вам не пондравится, тогда что с вами заведем? А?

– Красьте двери этим цветом, слышите? – твердо сказала я и вся задрожала. – Это я вам заказываю. Поняли?

– Ладно, – презрительно скривился он и вдруг деловито направился к ведру с белилами.

– Куда-а! – закричала я не своим голосом. Он даже руками развел от удивления.

– Да за белилами же!

* * *

С тех пор прошла неделя. Двери выкрасил другой маляр, выкрасил в настоящий цвет, но это не радует меня.

Я отравлена.

Я целые дни сижу одна и мысленно беседую с ним, с рыжим, бородавчатым.

– Голубчик, – говорю я, – почему же вы не можете без белил?

Он молчит, и жуткая мистическая тайна окутывает это молчание.

Ему, – о, слабое утешение! – ему, неизъяснимому, озарившему странной загадкой мое тусклое время, непонятно зачем пришедшему, неведомо куда ушедшему, рыжему маляру с коричневой бородавкой, посвящаю я эти строки.

И как перед тайной, равной тайне смерти, склоняюсь и благоговейно шепчу:

– Я ни-че-го не по-ни-маю!

Культуртрегеры

Адвокат Недынин в продолжение пятнадцати лет заучивал свои речи перед зеркалом.

– Господа присяжные! Господа судьи! – надрывался он, разъяряясь на собственное отражение, пучившее на него из зеркала круглые глаза. – Господа судьи! Перед вами жертва ростовщицы, так сказать, паука в юбке!

Голос адвоката Недынина, гулкий и раскатистый, заставлял стоном стонать весь дом.

Жена, обвязав голову платком, запиралась в спальне и молча ждала мигрени.

В кухне кухарка говорила горничной, тяжело вздыхая:

– Наш-то опять свою обедню служит, чтобы им всем перелопнуть.

В детской маленький Сережа, надев на голову дурацкий колпак, кричал во все горло:

– Господа присудные! Спереди паук!

Иногда жена, не выдержав пытки, распахивала дверь кабинета и кричала истерически:

– Господи! Разве вы не можете говорить вполголоса?! Ведь это же сплошное варварство вопить на весь дом, как повешенный!

– Я не могу вполголоса, я должен слышать себя как следует; только тогда я могу судить о своей речи, – плавно отвечал адвокат и, откашлявшись, с новой силой принимался за паука в юбке.

Так продолжалось пятнадцать лет. На шестнадцатом году он купил себе в рассрочку диктофон.

Принесли машину вечером, свинтили, показали. Адвокат ликовал. В этом приятном занятии помогали ему жена и брат жены – честная, светлая личность.

– Этакая прелесть! – восторгался адвокат. – Этакое удобство! Я прямо говорю свою речь, затем нажимаю кнопку и слушаю ее со всеми интонациями и красотой переливов моего голоса! Слушайте! Слушайте!

Он нажимал кнопку, и из рупора машины тихо хрипела продиктованная фраза.

«Господа присяжные! Господа судьи! Перед вами жертва притонодержательницы, этого паука в юбке».

– Удивительно! – ликовала светлая личность. – Интересно знать, что чувствовал Эдисон, когда изобретал эту штуковину?

– Дай, я что-нибудь спою, – предложила жена. – Интересно, как он пение передает.

Но муж остановил строго:

– Это деловой аппарат, а не для ерунды…

Вошла горничная Гаша с сонными, запухшими глазами:

– Я вам, барыня, не нужна? Так я спать пойду.

– Постойте, Гаша, постойте, – засуетился адвокат, – смотрите, какая штучка. Видали вы такую штучку?

Гаша сонно повела глазами.

– Нет, не видали.

– Еще бы! В деревне у вас такой нет!

– Нету в деревне, – не спорила Гаша.

– А что я вам сейчас покажу! Вот, слушайте!

Он нажал кнопку, и рупор закряхтел:

«…Госп…даа п…сяжные. Перед вами жертва кассира, этого паука в штанах».

– А что? Каково? Ха-ха!

Гаша тупо моргала.

– Подождите! – сказала светлая личность. – Нужно ей объяснить, в чем дело, а то она еще перепугается. Слушайте, Гаша! Вы, смотрите, не подумайте, что это нечистая сила, какой-нибудь черт или что-нибудь в этом роде. Черта, не к ночи будь сказано, совсем не существует; вы это знаете.

– Зачем же ты говоришь «не к ночи будь сказано», – остановила личность сестра.

– Ну, это я так, в духе народного языка. Ну-с, милая моя, итак, эта самая штуковина только с первого взгляда кажется хитрой, а на самом деле…

– Постой, ты не так, – перебил адвокат. – Нужно сначала объяснить внешний вид. Вот, Гаша, видите, – аппарат этот передвигается на колесиках, вот тут смазывается маслом, здесь щеточка для обтирания пыли…