Том 2. Драматические произведения - [103]

Четвертый

Так, значит, нам не Чермного, а Глеба

Теперь топить?

Пятый

А то кого ж еще?

Хватай его — иди!

Четвертый

Ступай ты прежде,

Я за тобой!

Пятый

Что ж ты? Небось полез

На Чермного?

Четвертый

То Чермный был, а этот,

Вишь, как глядит.

Пятый

Так кинемся все вместе!

Ребята! Глеб не верит в бога! Глеб

У воеводы ключ стащил! Низовым

За деньги продал Новгород! Пойдем

Его топить!

Крики

Да! В Волхов, в Волхов Глеба!

Топить его! А после грабить дом!

Ну, навались!

Народ бросается к лобному месту; бояре его оттесняют.

Крики в глубине площади

Свет Глеб Мироныч!

Небось! Тебя в обиду не дадим!

Твои мы уличане! За тебя

Одни на целый Новгород полезем!

Отец ты наш!

Жирох

Гоните этих прочь!

То уличане подошли его,

Редятинцы, которых он кормил;

То улица одна кричит, а мы

Все говорим: он вор!

Народ вторично напирает.

Вышата

Назад! Не вам, а вечу

Его судить.

Жирох

Так что ж не судит вече?

Грех налицо! Умора, право. Он

Сам говорит: я вор. Они ж ему:

Не верим да не верим. Если б я

То на себя сказал, небось ведь мне бы

Поверили.

Один из бояр

(подходит из глубины, сцены)

Не удержать нам черных.

Вот так и прут. Хотят суда над Глебом.

Сбивают с ног. Пойдем на голоса.

Другой

Начнемте суд, тогда они уймутся.

По улицам, бояре, по концам.

Третий

На голоса.

Четвертый

На голоса.

Разделяются на кучи. Шум утихает, Чермный и Василько ходят от одного стяга к другому и увещают каждый. То же делает и Жирох.

Говор в разных кучах

За это

Один ответ. — Когда он продал нас,

Так смерть ему. — Сам никого на свете

Он не жалел. — В падежный год меня

В пух разорил! Гурты остановил

За Волховом; скот даром передох!

— С меня три виры взял! — Меня два раза

Послал в тюрьму! — А сборы-то как правил?

— В срок не отдашь — опишет животы!

Нет, жалости в нем не было!

Чермный

(в одном конце площади)

Бояре!

За волю он себя не пожалел,

Чужой взял грех, чтоб не достался город

Изменникам!

Василько

(в другом конце)

Коль обелить его

Не сможем мы — бегите поскорей

За гридьбою!

Говор

Одно из двух: иль вор —

Иль Чермного он ложно очищает!

— Посадником его уже нам доле

Не след держать! Напрасно на себя

Показывать никто не станет! — Он же

Не верит в бога! — От такого ждать

Чего нельзя? — Безбожник, так и вор!

— А коль не вор, то все же нам досадчик!

— Досадчик всем! — Пора его долой!

— Давно пора! — Пусть он и чист, пожалуй,

Да нам он не угоден! — Благо, случай

Сам подает! Не мы его черним,

Не наш и грех-то будет!

Чермный

(подходит к посаднику)

Еще пора — мы все поправить можем, —

Скажи им, что не ты.

Посадник

Иди на вал,

Новогородский воевода! Приступ

В сей самый миг, быть может, не далек.

Чермный

Послушай нас…

Посадник

О Новгороде думай,

Не обо мне.

Чермный

Боярин Глеб Мироныч,

Молю тебя!..

Посадник

Ну, что же, государи?

Я все сказал — кончайте приговор!

Волнение. Из среды бояр выступает Вышата и подходит к лобному месту.

Вышата

Боярин Глеб Мироныч, тяжело

Мне говорить и больно…

Посадник

К делу!

Обиняков не нужно! Говори,

Как велено тебе от веча!

Вышата

Бывший

Посадник Глеб! На явную измену,

В которой ты сейчас сознался сам, —

Кладется смерть. Но Новгород Великий,

Прошедшие твои заслуги помня,

Тебя от казни милует и только

Из города и волости своей

По жизнь тебе указывает путь.

С закатом солнца Новгород оставить

Сегодня ж должен ты.

Чермный

Не признаю

Такого приговора! Я со гридьбой

Его заставлю отменить!

Посадник

Не смей!

Свят приговор! Чти вечевое слово,

Как божие!

Чермный

Не чту неправды я!

Гей, Василько! Беги скорей с своими —

Зовите рать!

Гридень

(вбегает)

Где воевода Чермный?

Враги идут на приступ с двух сторон!

Посадник

Ты слышишь? Прочь! Твое в раскатах место!

Чермный

Иду — но правду покажу твою —

Иль в божью правду верить перестану!

За мной, на вал!

(Уходит.)

Посадник

(с поклоном)

Я Новгород Великий

Благодарю за милостивый суд!

(Сходит с лобного места.)

Толпа перед ним раздается. Занавес опускается.

1870–1871

Комментарии

Дон Жуан^*

В первоначальной редакции драма заканчивалась раскаянием и перерождением Дон Жуана: он монах и умирает в монастыре. Отвечая на критические замечания Б. М. Маркевича, Толстой следующим образом раскрывал свой замысел: «…В ранней молодости он любил по-настоящему, но, постоянно обманываясь в своих чаяниях, он в конце концов перестал верить в идеал и горькое наслаждение стал находить, попирая ногами все то, чему он некогда поклонялся. Я изображаю его в этот второй период. Привыкнув отрицать добро и совершенство, он не верит в них и тогда, когда встречает их в образе донны Анны. Свое чувство он принимает за похотливое желание, а между тем это любовь… Дон Жуан больше не верит в любовь, но наделен воображением столь пылким, что эта вера возвращается к нему всякий раз, как он отдается своему чувству, и в сцене с донной Анной он ему отдался, несмотря на то, что раньше намеревался ее соблазнить… Он верил во все, что говорил донне Анне, пока командор… не вернул его к действительности, ко всем его минувшим разочарованиям и к его теперешнему скептицизму, о котором он на минуту позабыл… Каждый, впрочем, понимает „Дон Жуана“ на свой лад, а что до меня, то я смотрю на него так же, как Гофман: сперва Дон Жуан верит, потом озлобляется и становится скептиком; обманываясь столько раз, он больше не верит даже и в очевидность» (письмо от 10 июня 1861 г.). Об истолковании образа Дон Жуана см. также во вступительной статье (И.Г. Ямпольский. А.К. Толстой).