Том 2. Дорога ветров - [35]

— Нет, не нужно, там нечего делать, — ответил я. Данзан, как будто не удовлетворенный ответом, медлил.

— Что вам мешает? — усмехнулся я, заметив нерешительность молодого геолога.

— Цедендамба говорит — здесь его юрта, жена живет… Если не поедем в сомон, то только три километра в сторону… Можно ему заехать?

— Как же так? Жена здесь, вон куда забралась, а он сам работает и живет в аймаке? Для чего это?

— А скот куда девать? В аймаке нечем кормить…

— Продать, раз уж посвятил себя государственной службе!

— Без скота гобиец не человек, так. Устанет на службе, уйдет в степь, здороветь будет, тихо жить. Тут в Гоби, многие еще по-старинному живут…

— Ну ладно, мы все туда поедем. Только скажите сейчас же, что едем не в гости, никаких чтобы угощений. Около юрты остановимся и будем чай варить, два-три часа в его распоряжении…

Юрта Цедендамбы оказалась в небольшом овраге. Полынь серебрилась на солнце вокруг желтых песков. На шум машины из юрты выскочила молодая монголка, но Цедендамба уже спрыгнул с передовой полуторки. Увидев его знакомую высокую фигуру, женщина радостно метнулась к нему, но смутилась и только протянула ему маленькую руку. Так, взявшись за руки, не обменявшись ни словом, они скрылись в юрте. Скот был на пастбище, но я все же распорядился отвести машины подальше. Водой мы запаслись еще под перевалом из колодца, пробитого в розовых гранитах, и теперь наслаждались чудесным чаем после ширэгин-гашунской мерзости.

Неизвестно откуда появились дети — большой, в отца, мальчик и остроглазая хорошенькая девочка. С милой монгольской сдержанностью они медленно подошли к костру. Из-за холма нас окликнул старик и вступил в оживленный разговор с Данзаном.

Мы долго пили чай с холодной бараниной, накормив всех: и Цедендамбу с женой, и старика, и ребят. Дети перестали нас стесняться, со смехом спрашивали отца о чем-то, восторженно ойкали и конфузились. Все мы с удовольствием наблюдали за приятной, дружной семьей аратов. Для них каменистая Гоби не была пустой и унылой, однообразной, как для многих из нас. Нет — это был родной дом, просторный, привычный и приветливый.

Жаль было нарушать короткое свидание отца с семьей и ехать дальше. Я усиленно советовал Цедендамбе перевезти своих в аймак, а скот устроить в другие хозяйства. Впоследствии арат так и сделал. Спустя год мы были в гостях в его юрте в Далан-Дзадагаде.

После полудня начался ветер. Мы покатились навстречу ему вниз с бэля Сэвэрэя по ровной и твердой щебнистой равнине, совершенно черной. Полированный щебень, как обычно, на солнце сверкал миллионами огоньков. Кое-где, редкие и беспомощные, трепетали на ветру седые, сухие кустики. Давно забытая скорость — пятьдесят километров в час — казалась огромной. Приятно было увидеть наконец подошедший слева старый автомобильный след. Несколько проходивших машин оставили здесь два параллельных, неглубоких, местами совершенно стертых желобка, нисколько не облегчавших нашего передвижения. Но это означало, что вся остальная часть пути заведомо проходима для машин. Слева тянулся близкий Цзолэн. Внезапно дорога неприятно изменилась — та же щебнистая равнина покрылась мелкими твердыми кочками из кустиков баглура с надутыми около них кучками плотно слежавшегося песка. Началась страшная тряска. Полуторки шли еще довольно сносно, хотя нам было видно (машины рассыпались по равнине и шли почти в ряд), как сильно подскакивали и вибрировали их передние колеса.

Для трехоски с ее семисоткилограммовым передним мостом никакая амортизация не могла быть достаточной. Машину стало бить так сильно, что пришлось снизить ход до десяти километров в час. Тут мы с Андросовым впервые пожалели, что у нас не двухосная машина. Полуторки с их легкими передками оставили «Дракона» далеко позади.

Утерянный было автомобильный след вынырнул откуда-то вновь и сделался настоящей дорогой, хотя и старой, отчасти заросшей. Дорога в каменистой Гоби получается очень просто: когда несколько десятков машин пройдут по следу, растительность выбивается, кочки исчезают и дорога готова. Сохраняется такая дорога, за исключением мест, проходящих по сухим руслам или глинистым котловинам, очень долго. Подобно старым караванным тропам, старая автодорога может быть замечена на равнине издалека: колеса машин, так же как и ноги верблюдов, уничтожая местную растительность, разносят но дороге семена принесенных издали растений. По сероватой, стальной поверхности полынной степи дорога стелется светло-желтой полосой ковылька или дериса (дерис чаще всего — для верблюжьих троп) или выделяется блеклой зеленью карликовой караганы. Если степь ковыльковая, то соотношение цветов дороги и местности может быть обратным. Дорога заросла уже засохшей редкой солянкой. Оказалось, что сомон ранее находился значительно восточнее и ближе к хребту Цзолэн, куда и вела дорога.

Большое сухое русло постепенно мелело и наконец растеклось многочисленными промоинами по обширному саксаульнику, занявшему середину межгорной впадины. В саксаульнике мы остановились, чтобы набрать возможно больше дров и привезти их на базу в аймак. Это был последний саксаульник. Больше до самого аймака по дороге нам ничего бы не встретилось.