Том 19. Тяжелые времена. Роман. Рассказы и очерки (1850-1859) - [11]

— Дело в том, любезный,— вмешался мистер Баундерби,— что такие люди, как мы,— не вам чета: мы знаем цену времени, а вы не знаете.

— Не имею чести знать вас,— отвечал мистер Чилдерс, смерив собеседника взглядом,— но если вы хотите сказать, что ваше время приносит вам больше денег, чем мое время — мне, то, по всей видимости, вы правы.

— И расставаться с ними вы небось тоже не любите,— проворчал Купидон.

— Ты молчи, Киддерминстер! — сказал мистер Чилдерс. (Киддерминстер было земное имя Купидона.)

— А зачем он явился сюда? Смеяться, глядя на нас? — сердито вскричал Киддерминстер, видимо не отличавшийся кротким нравом.— Если вы желаете посмеяться — купите билет и ступайте в цирк.

— Киддерминстер,— сказал мистер Чилдерс, повышая голос,— замолчи! Послушайте меня, сэр,— обратился он к мистеру Грэдграйнду.— Не знаю, известно вам или нет (быть может, вы редко посещаете наши представления), что в последнее время Джуп очень много мазал.

— Что он делал? — спросил мистер Грэдграйнд, взглядом взывая к могущественному Баундерби о помощи.

— Мазал.

— Четыре раза вчера принимался и ни одного флик-флака не вытянул,— сказал юный Киддерминстер.— И на крутке подкачал, и в колесе.

— Словом, не сумел сделать, что нужно. Плохо прыгал и еще хуже кувыркался,— пояснил мистер Чилдерс.

— Вот что! — сказал мистер Грэдграйнд.— Это и значит «мазать»?

— Да, в общем и целом, это называется мазать,— отвечал мистер Чилдерс.

— Девять масел, Весельчак, мазать, флик-флак и крутка! Что вы скажете? — воскликнул Баундерби, хохоча во все горло.— Да, подходящая компания для человека, который своими силами залетел так высоко.

— А вы спуститесь пониже,— сказал Купидон.— О господи! Если вы сумели залететь так высоко, почему бы вам не спуститься немножко.

— Какой назойливый малый! — проговорил мистер Грэдграйнд, бросая на Купидона взгляд из-под насупленных бровей.

— К сожалению, мы вас не ждали, не то мы пригласили бы для вас вылощенного джентльмена,— ничуть не смущаясь, отпарировал Купидон.— Уж если вы так привередливы, надо было заказать его заранее. Для вас это пустяк. Все равно что по тугому пройтись.

— Что такое? Опять какая-нибудь дерзость? — спросил мистер Грэдграйнд, почти с отчаянием глядя на Купидона.— Что это значит — пройтись по тугому?

— Довольно! Ступай отсюда, ступай! — крикнул мистер Чилдерс, выпроваживая своего юного друга с решительностью и проворством обитателя прерий.— Ничего особенного это не значит. Просто бывает туго или слабо натянутый канат. Вы что-то хотели передать Джупу?

— Да, да.

— По-моему,— сказал мистер Чилдерс,— вам это не удастся. Вы вообще-то его знаете?

— Ни разу в жизни не видел.

— Сомневаюсь, чтобы вы и впредь его увидели. Думаю, что он исчез.

— Вы хотите сказать, что он бросил свою дочь?

— Я хочу сказать, что он смылся,— кивнув головой, подтвердил мистер Чилдерс.— Вчера он обремизился и позавчера, и нынче опять обремизился. В последнее время он только и делал, что ремизился, вот и не выдержал.

— А зачем он… так много… ремизился? — запинаясь, спросил мистер Грэдграйнд.

— Гибкость теряет, поизносился,— сказал Чилдерс.— У ковра он еще годится, но этим не прокормишься.

— У ковра! — повторил Баундерби.— Опять начинается! Это еще что такое?

— Ну, в роли комика, если вам так больше нравится,— презрительно, через плечо, бросил мистер Чилдерс, отчего его длинные волосы взметнулись все разом.— И заметьте, сэр, Джупа мучил не самый провал, а то, что об этом знает его дочь.

— Прелестно! — вмешался мистер Баундерби.— Слышите, Грэдграйнд? Это прелестно. Он так любит свою дочь, что убежал от нее! Это просто перл! Ха-ха! Вот что я вам скажу, молодой человек: я не всегда был таким, каким вы меня видите. В этих делах я знаю толк. Представьте себе, моя мать бросила меня. Да, да, не удивляйтесь!

И. У. Б. Чилдерс не без колкости заметил, что ничего удивительного в этом не находит.

— Так вот,— сказал Баундерби.— Я родился в канаве, и моя мать бросила меня. Хвалю я ее за это? Нет. Может, я когда-нибудь хвалил ее за это? Отнюдь. Что мне сказать о ней? Скажу, что хуже нее не сыщешь женщины на всем свете, кроме разве моей пьянчуги бабушки. Я не из тех, кто гордится своим рождением, блюдет честь семьи — такими дурацкими фокусами я не занимаюсь. Я всегда говорю все, как есть, и про мать Джосайи Баундерби из Кокстауна говорю без утайки, как сказал бы про мать любого бездельника. И про этого негодяя так скажу. Бродяга он и мошенник, ежели хотите знать.

— А с чего вы взяли, что я хочу знать? — поворачиваясь к Баундерби, спросил мистер Чилдерс.— Я объясняю вашему другу, что произошло. Если вам не угодно слушать, можете подышать свежим воздухом. Я вижу, вы любите язык распускать. Советую вам распускать его в своем доме,— саркастически заметил Чилдерс,— а здесь лучше попридержите язык, пока вас не спрашивают. Уж какой-нибудь домишко у вас, вероятно, найдется?

— Пожалуй, найдется,— отвечал мистер Баундерби, громко смеясь и звеня монетами в кармане.

— Так вот, будьте любезны распускать язык у себя дома. А то этот наш дом не больно крепкий, боюсь, он вас не выдержит!

Еще раз смерив мистера Баундерби взглядом, Чилдерс решительно отвернулся от него, давая понять, что разговор с ним окончен, и сказал, опять обращаясь к мистеру Грэдграйнду: