Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы - [2]

Он потянулся за ними, но она первой подняла их с пола.

— Я сейчас уберу, чтобы они вам не мешали.

Две стены снизу доверху были сплошь заставлены книжными полками. Она не смогла найти для книг свободного места.

— Как странно, я что-то их не припоминаю…

Она поставила две книги на пол, прислонив их к полке, третью раскрыла и тихонько присвистнула: «Путешествие Кука. Первое издание». Секунду она хмурилась, затем пожала плечами, поставила эту книгу рядом с двумя первыми и нагнулась над гостем, чтобы забрать грязную посуду и смятый в чьем-то кармане конверт — английская марка, элегантная надпечатка сверху.

— Я совершенно не убираюсь, — заговорила она. — Мне очень стыдно. Здесь все до сих пор в таком виде, как он оставил.

Женщина вышла на кухню, но продолжала говорить под звяканье чашек, только слегка повысив голос:

— Если бы был Питер, я бы взяла себя в руки. Но совсем одна я не могу справиться с тоской. У меня опустились руки. И я ничего не делала вплоть до сегодняшнего дня, когда решила навести порядок в доме.

Она принесла кофе в чашечках, гармонирующих с комнатой: тоненькие, изящные, разрисованные цветочками «Чисто женские чашки. Совсем не такие, как эта девушка», — подумал Дэйв.

Эйприл уселась в кресло.

— Начала с кухни. Для этой комнаты я еще не готова, если в ней никого нет, кроме меня.

— Понимаю.

Он имел в виду, что все помнит.

— На дознании я хорошо держалась. Кругом было много людей. А как осталась одна, не выдержала. Сдали нервы. — Она подула на пар, поднимающийся над чашкой. — Прошлой зимой я похоронила маму… А теперь вот Джон. К этому я была совершенно не готова.

— Он был вашим родственником?

Она не то, чтобы улыбнулась, просто у нее слегка приподнялись кончики губ.

— Мы любили друг друга и жили вместе. Собирались пожениться. Когда будет окончательно оформлен его развод. Что вы хотите спросить у Питера?

— Сколько вам лет, мисс Стэннард?

— Двадцать четыре. А Джону было сорок девять.

Она подняла подбородок, глаза у нее прояснились.

— Его бедное тело было сплошь покрыто рубцами. И он потерял все, ради чего трудился всю свою жизнь: бизнес, дом, деньги. Но я его любила. Он был самым замечательным человеком, которого я когда-либо знала или надеялась узнать.

Голос у нее задрожал, на глаза набежали слезы, и она поспешила сделать несколько глотков кофе. Оправившись от минутной слабости, она покачала головой и нахмурилась.

— Полагаю, все дело было в болях. На дознании они говорили, что он принимал морфий. Мне он об этом ничего не говорил. Представляете в каком он был состоянии?

— Вы предполагаете, — Брендстеттер поставил чашку на блюдце, — что он покончил с собой?

— Нет, не совсем. Мы ведь были так счастливы. Просто, — она слегка приподняла плечи, — у меня нет другого объяснения случившемуся. Он не пошел бы купаться под дождем. Это же бессмысленно. Правда, у него была причина купаться по ночам: не хотел, чтобы его видели. Беспокоился, что его рубцы и шрамы потрясут людей, оттолкнут от него, оскорбят. Поэтому он всегда плавал в темноте. Но не под дождем.

Пара длиннохвостых попугайчиков взгромоздилась на тоненький ободок пепельницы, заполненной пыльными окурками сигарет трех различных марок: «Кент», «Мальборо», «Тейртон». Дэйв сунул свой окурок среди остальных.

— Вас здесь не было?

Она быстро покачала головой.

— Это был один из тех, как считала я, счастливых дней, когда меня пригласили поработать. Неделями я отчаянно искала работу. Но меня лишь изредка звали к Банкрофту. Я знаю только книги. С самого детства я занималась книгами. Не подумайте, у меня нет специального образования, но я столько лет работала в книжном магазине, что меня тут считают специалистом и прилично платят… все же это дешевле, чем приглашать человека с дипломом… Потом я работала на Джона. Вот так мы и узнали друг друга.

На мгновение ее лицо просветлело от воспоминаний, потом она вздохнула.

— Короче, один из клерков Банкрофта заболел гриппом и не смог выйти на работу во второй половине дня. Меня пригласили. У нас в доме было хоть шаром покати. Я обрадовалась и поехала.

— В их филиал в Эль Молино?

— Нет. В центральное отделение на Вайне в Голливуде. Не ближний свет. Да и машина тоже не из новых. Еще мамина.

— Ее можно было бы покрасить.

— Здесь многое можно было бы сделать. Мама пользовалась ею тут в летнее время… Свою я продала, чтобы помочь Джону расплатиться с врачом. Его машина ушла на то же самое уже давно. Так что ездишь на этой развалюхе, моля Бога, чтобы она не рассыпалась. Туда я добралась вполне благополучно, но, возвращаясь обратно, я застряла на долгое время, потому что спустила камера. Домой я приехала очень поздно. Джона не было. Я не знала, что и думать. Он никогда не выходил из дома, только изредка ездил вместе со мной в торговый центр на шоссе. И это не слишком долгая поездка.

— Вы его не нашли той ночью? — спросил Дэйв.

Она покачала головой.

— Вы уже знаете? Откуда?

— Я читал материалы дознания.

У нее на лбу появились морщинки.

— Зачем?

Он слегка улыбнулся и сказал полуправду:

— Проформа. Мне за это платят жалование.

— Но теперь вы здесь.

Она выпрямилась, насторожилась.

— Я здесь потому, что страховые компании не слишком любят вердикты «смерть из-за несчастного случая»… Вы нашли его утром?