Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть - [49]

— Вы находите? — холодно возразил Твердая Рука. — А по мне, это прекрасная мысль; и вполне естественно, что она пришла мне в голову.

— Вы, конечно, шутите, — неуверенно произнес опешивший бандит.

— Послушайте, Кидд! Вы ведь знаете, со мной шутки плохи. Не так ли? Так вот я повторяю вам: убирайтесь и как можно скорей! Советую вам… ради вашего же блага.

— Но мне надо еще найти подходящий предлог для такого бегства. Что подумают обо мне индейские вожди, удостоившие меня приглашением на этот совет, что подумают, наконец, обо мне мои друзья охотники, если накануне открытия военных действий я покину их без уважительной причины?

— А мне какое дело! Я требую, чтобы вы немедленно убрались отсюда прочь, а не то…

— А не то?

— …я на глазах у всех всажу вам пулю в лоб как предателю и шпиону.

Бандит невольно содрогнулся. Его лицо посинело, несколько секунд он не спускал своих злых змеиных глаз с охотника, который смерил его брезгливым взглядом.

— Твердая Рука, — прошептал наконец Кидд на ухо охотнику, — сегодня вы сильнее меня, всякое сопротивление с моей стороны было бы безумием; я уступаю вам. Но я отплачу вам, запомните это!

Твердая Рука презрительно пожал плечами.

— Мстите, если сумеете. А пока подите прочь, или я приведу в исполнение свою угрозу!

С этими словами Твердая Рука отошел от бандита. А тот, сдержав готовое сорваться вслед охотнику проклятье, молча вышел из зала.

Когда десять минут спустя Кидд мчался во весь опор по направлению к лагерю рудокопов, в голове его роились замыслы один коварнее другого.

Глава XVIII СОВЕТ САШЕМОВ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Индейские вожди, конечно, догадывались о том, что произошло между охотником и американским бандитом; тем не менее никто из них даже виду не подал, что заметил внезапный отъезд Кидда.

Один только канадский траппер Свистун подошел к охотнику, пожал ему руку и, раскатисто смеясь, сказал:

— Браво, товарищ! Вы не промахнулись — попали, можно сказать, на лету в эту дичь! От души поздравляю: вы избавили нас от смердящего гада. Черт его знает, кто он — ни рыба ни мясо! Меня, во всяком случае, никак не устраивала физиономия этого плута.

— Она бы устраивала вас еще меньше, мой милый Свистун, если бы вы узнали его поближе.

— А у меня нет желания знакомиться ближе с этим мошенником. Прерия кишмя кишит такого сорта птицами. Вожди между тем вновь заняли свои места, и прерванный на время совет был снова возобновлен.

Индейцы, которых любят изображать дикарями, могли бы преподать уроки учтивости и обходительности парламентариям нашей старой Европы: они никогда не прерывают оратора нелепыми, а чаще всего неуместными репликами, до которых так охочи многие наши депутаты.

Вожди здесь выступают по очереди. Ораторов слушают в благоговейном молчании, они имеют полную возможность высказаться, не опасаясь наткнуться на оскорбительные колкости. Когда прекращаются прения, председатель — а эту обязанность выполняет обычно старейший вождь или вождь, занимающий благодаря своей храбрости или мудрости самое высокое положение в племени — делает краткое заключение о ходе обсуждения и спрашивает мнение остальных вождей, а те высказываются молчаливым покачиванием головы. Меньшинство всегда безоговорочно подчиняется большинству. Прежде чем продолжать наш рассказ, мы в нескольких словах посвятим читателя в причины, вызвавшие недовольство индейцев и побудившие их восстать против мексиканских властей.

После провозглашения независимости Мексики правительства этой страны, повторяя ошибки первых завоевателей Мексики, начали притеснять индейцев. На них стали смотреть как на рабов, которых можно безнаказанно обирать; власти обложили непомерно высокими пошлинами предметы первой необходимости, которые отпускались индейцам через особых агентов. Вся жизнь индейцев была подчинена особым, ограничительным, поистине драконовским законам[61]. Расовая ненависть мексиканских властей доходила до того, что за индейцами отрицали право на человеческий разум, к ним обращались с оскорбительным наименованием gentle sin razon — «люди без разума». Последствия такой системы угнетения не заставили себя долго ждать.

Сначала индейцы отвечали на притеснения правительства тем, что молча уходили искать в пустынях и лесах свободу, в которой им отказывали здесь. Но обидам не было конца, индейцев и там продолжали преследовать, как диких зверей; доведенные наконец до отчаяния, они решились мстить и платить злом за зло.

Тогда возобновились периодические набеги индейцев, своей ожесточенностью напоминавшие те вторжения щитоносцев, которые с таким трудом и ценою большой крови были пресечены некогда испанцами. Погромы и разграбления мексиканских городов практиковались в таких широких масштабах, что команчи и апачи, подтрунивая над мексиканцами, иронически прозвали время года, излюбленное ими для своих регулярных набегов, «мексиканской луной».

Неоднократно восставали также индиос мансос, или покоренные индейцы, которые в силу своей связи с землей вынуждены были оставаться в поселениях, невзирая на все притеснения, жертвами которых они являлись. Мексиканскому правительству удавалось усмирять и успокаивать восставших мансос лишь с помощью уступок и обещаний, которые неизменно нарушались и предавались забвению, лишь только индейцы складывали оружие. Таким образом, военные действия, постепенно охватывая все пограничные штаты Мексиканской конфедерации, приобрели постоянный характер. Однако, если не считать нескольких вторжений, превосходивших по своим размерам обычные набеги индейцев, все это не представляло еще серьезной опасности для мексиканского государства. Индейцы удовлетворялись тем, что частыми боевыми столкновениями с мексиканцами держали их в состоянии вечной тревоги. Так было до 1827 года, когда вспыхнуло всеобщее восстание мексиканских индейцев, чуть было не лишившее Мексику ее богатейших провинций. Серьезность этого восстания заключалась в том, что на этот раз индейцы, вооруженные огнестрельным оружием, отказались от своей старой стратегии и под руководством испытанных вождей развернули настоящую войну, упорно стараясь закрепиться на территориях, в которые им удалось вторгнуться. Индейцы избрали императора, создали свое правительство, обнаруживая твердое намерение отвоевать свои бывшие владения и восстановить свое независимое, национальное государство. Мексиканцам удалось справиться с этим восстанием ценою больших потерь и жертв. Да и достигли они этого не столько силою оружия, сколько благодаря предательству и раздорам, посеянным ими же среди индейских вождей. Однако на этот раз восстание щитоносцев заставило призадуматься мексиканских правителей. Они поняли, что прошли времена, когда с индейцами можно было обращаться, как с существами низшего порядка. Мир был заключен на условиях, весьма приемлемых для индейцев, и мексиканцам волейневолей пришлось делать вид, что они выполняют договор, предоставив индейцам управляться по законам своих племен. Несколько лет среди индейцев мансос, удовлетворенных уже тем, что мексиканские власти перестали унижать их национальное достоинство, царило спокойствие. В эти годы мексиканцам пришлось защищать свои границы только от индейцев бравое (непокоренных). Надо сказать, что и с этой задачей мексиканские власти справлялись весьма посредственно; индейцы бравое, нарушив границы, установленные испанцами, прочно обосновались на развалинах бывших селений креолов и, постепенно продвигаясь каждый год все дальше и дальше, в глубь страны, в конце концов чувствительно урезали в свою пользу мексиканскую территорию.