Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть - [135]

Таможенные все еще неподвижно стояли в нескольких шагах направо.

Конечно, до настоящего момента все это происходило с полнейшей вежливостью между таможенными и контрабандистами; а между тем все они от первого до последнего чувствовали какое-то непонятное беспокойство. Несмотря на притворную любезность, бледное лицо и нахмуренные брови дона Маркоса для тех, которые знали его, были предвозвестниками бури.

Дон Альбино без аффектации занял место близ Стефано Лобо и начал речь, которую контрабандист, отдадим ему эту справедливость, рассеянно слушал, потому что совесть его была не совсем чиста.

— Извините меня, милостивый государь, — сказал капитан, выходя вдруг вперед. — Пусть вас сопровождает дон Ремиго Вальдец, это касается его; он может действовать как ему будет угодно; скажу прямо, что я прибыл сюда для выполнения заключенных условий; но теперь, так как все между нами улажено, то меня призывают другие обязанности и я не желаю оставаться более в вашем присутствии, как бы при этом оно ни было честно.

Улыбка радости мелькнула на губах контрабандиста при этих словах.

— Капитан Ортега, вы ошибаетесь, — тихо произнес он, — между нами не все еще окончено; я прошу вас остаться еще на несколько минут.

— Ни минуты более, — ответил он грубо. — Я не знаю, на что вы намекаете, я не знаю вас.

— Уверены ли вы в этом? — сказал контрабандист, пристально смотря на него.

— Милостивый государь, — воскликнул с гневом капитан, — вы меня оскорбляете!

— Я оскорбляю вас, а чем? Скажите! Не тем ли, что я хочу пробудить ваши воспоминания?

Капитан побагровел; он зашатался, как будто бы им овладело головокружение.

— Берегитесь! — закричал он глухим голосом.

— Берегитесь вы сами, — сказал контрабандист, — я не дозволю вам убить себя!

И он стал прямо против капитана, на которого смотрел с величайшим презрением.

— Господа, господа, ради Бога! — закричал дон Ремиго. — Прекратите вашу ссору. Ради Бога, что это значит?

— Что значит это? Вы узнаете, — возразил контрабандист. — Подойдите все, — добавил он с энергическим жестом, — подойдите, потому что необходимо, чтобы вы были свидетелями того, что здесь произойдет.

Плотный круг немедленно образовался вокруг дона Маркоса; они предвидели все и хотели оставить за собой свободное поле.

— Дон Стефано Лобо, — продолжал дон Маркос, — решились ли вы говорить?

— Да, сеньор, — ответил покорно контрабандист.

— Но помните, что я ожидаю от вас откровенной исповеди.

— Я все скажу, сеньор, каковы бы ни были для меня последствия.

— Говорите, мы слушаем вас.

— Ну начинайте, — произнес презрительно капитан, — но что бы ни сказал этот негодяй, показания его не могут запятнать честного человека.

— Но вы бесчестный человек, дон Люцио Ортега, — сердито крикнул дон Маркос, — вы убийца, и вот ваш соучастник.

При этом грозном обвинении, так ясно высказанном, поднялась страшная суматоха, которую дон Маркос усмирил одним жестом.

— Да, — продолжал он энергически, — настал час, и все должно наконец разъясниться. Двадцать лет уже возводят на меня ужасную клевету. Я безропотно страдал, я надеялся на Бога, я знал, что рано или поздно пробьет час мщения. Двадцать раз я преследовал по пятам убийцу и не мог изобличить его; теперь вот он, в моих руках, да исполнится правосудие. Говорите, Стефано, без опасения, говорите!

— Ложь! Ложь! — крикнул с бешенством капитан. — Солдаты, ко мне! Стреляйте в этих негодяев! Бейте! Бейте их!

— Стойте! — строго крикнул дон Ремиго таможенным, которые хотели было броситься на них. — Остановитесь! Я приказываю вам.

Положение было критическое, стычка неизбежной: таможенные и контрабандисты приготовились к бою.

Вдруг раздался быстрый галоп, и двенадцать всадников пронеслись между обоими партиями с быстротою урагана.

Во главе новоприбывших галопировал капитан Гишар и донна Марцелия.

— Наконец-то! — воскликнул дон Маркос с радостью, увидав молодую девушку.

— Проклятие! — зарычал Ортега в пароксизме бешенства. Рванувшись из рук тех, которые удерживали его, он вынул шпагу и бросился на дона Маркоса; напав на него неожиданно, он пронзил ему грудь.

— Ах! — воскликнула донна Марцелия с отчаянием. Подобно тигру бросилась на капитана ньюфаундлендская собака, схватила его за горло и опрокинула на песок.

Все пришло в неописанный беспорядок. Друзья дона Маркоса бросились к нему на помощь. На капитана же собака напала с таким бешенством, что его долго не могли освободить от нее.

— Говорите, говорите, Стефано! — закричали все присутствовавшие.

— Ежели вы требуете этого, — сказал контрабандист. — Да простит мне Бог, дон Люсио Ортега убил дона Рафаеля. Он полюбил донну Антонию, его жену, и хотел увезти ее от него. Я находился в услужении у дона Рафаеля, я отпер Лючио дверь ранчо. Только по случаю неожиданного прибытия дона Маркоса не удались наши планы. Вот вам вся суть: клянусь вам и гваделупскою Богородицею и честью моей в раю.

— Ох! — воскликнула донна Марцелия, соскакивая со своей лошади и подходя к дону Маркосу. — Извини, извини меня, мой отец!..

Капитан встал. На него страшно было смотреть: он был ужасно обезображен в борьбе с собакой, кровь лилась из двух зиявших на его шее ран; он едва мог держаться на ногах, но в искаженных чертах его лица сияла зверская радость.