Том 15. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы I - XXIX) - [150]
«Дорогая Агнес! Ваше письмо похоже на вас. Могу ли я сказать что-либо большее в похвалу ему? Я приду в четыре часа.
Ваш любящий и страдающий Т. К.».
С этим посланием (раз двадцать хотелось мне вернуть его обратно, как только я выпустил его из рук) посыльный, наконец, ушел.
Если бы кому-нибудь из джентльменов в Докторс-Коммонс день показался наполовину таким ужасным, каким был он для меня, я искренне верю, что он искупил бы до некоторой степени свою долю вины за соучастие в этом церковном суде, весьма напоминающем старый, заплесневелый сыр. Я вышел из конторы в половине четвертого и через несколько минут уже бродил близ Эли-Плейс, но назначенный час миновал, и, судя по часам церкви Сент Эндрью в Холборне, было четверть пятого, когда я в отчаянии решился, наконец, дернуть ручку звонка у левого косяка двери, ведущей в дом мистера Уотербрука.
Служебными делами мистер Уотербрук занимался в первом этаже, а его светская жизнь (которой он уделял немало времени) протекала в верхнем. Меня ввели в хорошенькую, но слишком заставленную вещами гостиную; там сидела Агнес и вязала кошелек.
Она казалась такой тихой и доброй и при виде ее у меня возникли столь яркие воспоминания о веселых и счастливых школьных днях в Кентербери и о том, каким пьяным, прокуренным, тупым негодяем был я в тот вечер, что я не устоял перед угрызениями совести, чувством стыда и… повел себя как дурак, благо никого здесь не было. Не стану отрицать, что я расплакался. И по сей час я не знаю, было ли это, в общем, самым разумным, что я мог сделать, или самым нелепым.
— Будь это не вы, а кто-нибудь другой, Агнес, мне было бы не так тяжело,— отвернувшись, сказал я.— Но подумать только, что меня видели вы! Кажется, лучше бы мне было не дожить до этого дня!
На секунду она положила свою руку на мою — ничье прикосновенье не могло сравниться с прикосновением ее руки,— и я почувствовал такое облегчение и умиротворение, что невольно поднес ее руку к губам и с благодарностью поцеловал.
— Садитесь! — весело сказала Агнес.— Не горюйте, Тротвуд. Если вы не можете всецело довериться мне, то кому же тогда вам доверять?
— Ах, Агнес, вы — мой добрый ангел! — воскликнул я.
Она улыбнулась — грустно, как мне почудилось,— и покачала головой.
— Да, Агнес, мой добрый ангел! Вы всегда были моим добрым ангелом!
— Если это и в самом деле так, Тротвуд, то мне очень хотелось бы сделать одну вещь,— сказала она.
Я вопросительно взглянул на нее, но уже догадывался, что она хочет сказать.
— Мне хотелось бы предостеречь вас от вашего злого ангела,— произнесла Агнес, взглянув на меня в упор.
— Дорогая Агнес, если вы говорите о Стирфорте...— начал я.
— Да, Тротвуд,— ответила она.
— В таком случае, Агнес, вы судите о нем превратно. Это он-то мой злой ангел! Да разве он может быть для кого-нибудь злым ангелом? Он всегда был моим руководителем, моей опорой и другом! Дорогая Агнес! Разве это справедливо, разве похоже на вас — говорить так о человеке только потому, что вы видели меня пьяным в тот вечер?
— Я не говорю о нем так только потому, что видела вас пьяным в тот вечер,— спокойно ответила она.
— Но тогда какие же у вас основания?
— Их много… Все это как будто мелочи, но, если взять их вместе, они уже не кажутся мелочью. Я сужу о нем, Тротвуд, отчасти по вашим рассказам и по тому влиянию, какое он на вас оказывает… Я ведь знаю вашу натуру.
Ее кроткий голосок всегда затрагивал во мне какую-то струну, которая отзывалась только на его звук. Всегда этот голос звучал серьезно, но когда она говорила так серьезно, как сейчас, в нем чувствовалось волнение, и это окончательно покоряло меня. Я сидел и смотрел на нее, а она, опустив глаза, принялась за свое рукоделье; я сидел и как будто все еще слушал ее, а образ Стирфорта, которого я так любил, померк.
— Очень смело с моей стороны давать вам так уверенно советы и даже высказывать свое мнение,— снова подняв глаза, сказала Агнес.— Ведь я жила в таком уединении и так мало знаю жизнь! Но я понимаю, чем рождена моя смелость, Тротвуд. Я знаю, что она рождена живым воспоминанием о том, как мы вместе росли, и искренним интересом ко всему, что вас касается. Вот что делает меня смелой. Я не сомневаюсь, что я права. Я в этом совершенно уверена. Когда я предостерегаю вас, говоря, что вы приобрели опасного друга, мне кажется, будто говорю не я, а кто-то другой.
Снова я смотрел на нее, снова я прислушивался мысленно к ее словам, после того как она уже умолкла, и снова его образ, хотя и запечатленный по-прежнему в моем сердце, померк.
— Я не так безрассудна,— продолжала немного погодя Агнес обычным своим тоном,— чтобы воображать, будто вы можете сразу изменить свое мнение, в особенности если оно укоренилось в вашей доверчивой душе. Вы не должны торопиться с этим. Я только прошу вас, Тротвуд, если вы когда-нибудь обо мне думаете… я хочу сказать… каждый раз, когда вы обо мне подумаете,— добавила она с кроткой улыбкой, так как я хотел перебить ее, а она догадалась почему,— вспоминайте о том, что я вам сказала. Вы прощаете мне эту просьбу?
