Том 15. Чудеса лунной ночи - [47]

Агафья, уходившая мыть картошку, вернулась, загадочно улыбаясь:

— Там иманухи…

Козы блеянием обнаружили свое присутствие, и Агафья уже успела их разглядеть. Страх, радость и любопытство выражало ее лицо — появленье у дома скотины в ее жизни было событием очень большим. Карп Осипович тоже весь встрепенулся, увидев, как Ерофей тянет из кустов упирающихся коз.

Подарок этот Лыковы втайне ждали, но все же он их озадачил. Они не знали, как к нему подступиться и что для начала с ним делать. Козы вполне отчетливо, видно, поняли, какое место для жизни уготовила им судьба. Степан вдруг рванулся и с веревкой на шее кинулся вверх огородом к тайге. Однако вовремя образумился — куда бежать? Блеяние Муськи остановило его окончательно. Ерофей поймал Степана и привязал на поляне к тонкой осинке. Туда же отвели Муську.

Никогда не думал, что когда-нибудь мне придется быть инструктором по доению коз.

Но медлить было нельзя. Муська кричала от того, что маленькое вымя ее распирало от молока. Выслушав теоретическую часть доения, Агафья, слегка растерянная, принесла из хижины миску.

В детстве во время войны, в отсутствие матери, раза два козу я доил. Будь коза сейчас старой, урок бы доения упростился. Но все для всех было сейчас в новинку. Карп Осипович, которого я попросил держать козу за рога, от волнения сел. Я с посудой пристроился около вымени. Муська, не зная, что замышляют с ней делать, брыкалась, бодалась, ухитрилась боком толкнуть Агафью. Все же брызнули в миску молочные струи. Муська, понявшая: операция приносит ей облегчение, несколько упокоилась.

— Давай… — передал я миску Агафье.

Она взялась за дело как надо, но от волненья тянула вместе с сосками козлиную шерсть.

Муська опять неистово заработала копытами и рогами. Расторопный Ерофей прибежал с ножницами. Остригли около вымени шерсть, и дело мало-помалу пошло на лад.

Стакана три молока надоили. Объяснив, что козу придется доить в день два раза, я показал Агафье, как молоко цедят. (И она убедилась — делать это необходимо). Затем, отдышавшись, сидя у хижины на пенечках, мы все перешли к обсуждению стратегии скотоводства. Как коз кормить, где ставить на ночь, как беречь от них огород, сколько корма надо на зиму.

— Еще медведи… — вздохнул Карп Осипович.

И мы с Ерофеем поняли, что доставили Лыковым новые незнакомые хлопоты. Хорошо сразу бы показать, что все окупается, что молоко — еда вкусная, дает здоровье и силы. Но молоко еще нельзя было есть — молозиво.

— Дня через три-четыре годится, а пока дадим попробовать кошкам…

Надо было видеть, с какой жадностью кинулись к молоку отощавшие на картофельной диете кошки. Они насухо вылизали алюминиевую плошку и кинулись грызть лежавший на дровах лоскуток марли, через которую молоко было цежено.

До темноты мы с Ерофеем опростали от всякого хлама навес у избушки, кинули туда травки. Уже под навесом состоялось еще одно вечернее доение Муськи. Карпу Осиповичу я сказал: «Если будет слишком уж хлопотно — зарежете, будет на зиму мясо». Старик благодарно кивнул: «Едак, едак».

В хозяйстве Лыковых козы — доброе подспорье.

* * *

Вечер посвятили рассказам о прожитом годе.

Запас свечей мы с Ерофеем пополнили. Карп Осипович зажег сразу две — одну на светце для лучины, другую на печке у своего изголовья. В избушке, с первого нашего прихода сюда, перемен не было. В правом верхнем углу на полке — богослужебные книги и черные доски икон. Слева внизу, у печки, — кисло пахнувшая посуда. На шестах и на полках вдоль стен — мешочки и узелки с семенами, с сухими таежными травами. Все обнаружить можно было в черном жилище только на ощупь. Белел лишь алюминиевый рукомойник у двери. Карп Осипович нашел, что он все же удобнее берестяного.

На полу для гостей, как и в прошлом году, настелили ржаной соломы. Мы с Ерофеем лежали на ней, положив под голову рюкзаки. Карп Осипович сидел, сгорбившись, на лавке, Агафья гремела у печки посудой, не упуская возможности вставить словечко о прожитом с прошлого лета.

Осенью главной заботой была заготовка орехов. Урожай был большим, какой бывает однажды в четыре года. С заглядом вперед надо было и заготавливать. «Тятенька хворый стал, а у меня рука…» — сказала Агафья. Все же тридцать мешков кедровых шишек Лыковы заготовили. Агафья лазала по деревьям, сбивала шишки, старик подбирал. Потом добычу сносили к лабазам, шелушили, сушили. «К ночи не чуешь ни рук, ни ног».

Картошку брали уже из-под снега. Урожай был хороший. «Верите ль, триста ведер собрали!» Для двоих это много. Сейчас в избытке сто ведер. Передать бы геологам. Как? Не дожидаясь Ерофея, старик с Агафьей стали выкорчевывать, выжигать лес вблизи огорода в расчете, что может сесть вертолет. «Не может, — сказал с сожалением Ерофей, — наклон большой и слишком близко деревья». Известие это до крайности Лыковых огорчило. «Может, Ерофей ошибается?» — украдкой спросил меня Карп Осипович. В разговоре к излишкам картошки возвращались несколько раз. «Грех — добро пропадает. Да и людям за попечение благодарность наша была бы».

Нас угощали вареной картошкой. Еду тут всегда делили на «постную» и «скоромную». В минувшем году «скоромного» почти не было.