Том 15. Чудеса лунной ночи - [44]

Кое-кто, едва появившись на свет, — уже на ногах и сразу готов вслед за матерью покинуть гнездо или место рожденья. Цепочкой бегут за наседкой утята, гусята, дружно стайкой — перепела, тетерева, глухари. Едва обсохнув, идут за матерью антилопы, жеребята, кабанята, зубрята. Там, где детенышей много, шествие выгладит впечатляюще. Многим приходилось наблюдать с утятами утку. До спасительной воды нередко громадное расстояние. Бегут! Друг за дружкой, след в след.

Способность двигаться, следовать за матерью у всех малышей врожденная. Этот закон последние годы исследован экологами, физиологами, психологами. Обнаружилось: увидевший свет малыш в первый момент готов следовать за любым движущимся объектом — за человеком, резиновым шаром, велосипедом.

Потащите кирпич на бечевке — малыш и за ним побежит. Выходит, возможен сбой, заблуждение малыша? В природе, как можно предположить, этого не происходит. Движение подкрепляется призывным криком, и несмышленыши мать не теряют. В это же время начинает работать еще один закон поведения. Малыши запоминают объект, за которым бегут. Происходит, как говорят биологи, «запечатление», зрительное признание покровительства, материнства. Возможна ли тут подмена? В дикой природе запечатленный образ матери уже ничто малышам не заменит. Они будут следовать только за ней, и только ее поведение будет для них примером.

Но искусственным образом этот закон исказить можно. Известный австрийский эколог Конрад Лоренц вывел гусят в инкубаторе. За ним они и последовали. Человек запечатлелся у них родителем. Подрастая, гусята ходили только за ним, ученый был для них гусыней-матерью.

Еще пример. Мой друг ученый-биолог Валентин Пажитнов взял из берлоги погибшей медведицы двух малышей. Не видев матери, медвежата пошли за человеком. Именно он запечатлелся в сознании их как родитель. Два года ученый ходил по лесу с медвежатами, наблюдая за их возмужанием и повадками. И всякий раз они возвращались на зов, как прибегали бы на зов матери. Так же вел себя и лосенок, подобранный женой лесника тотчас после рожденья (лосиху-мать сбило автомобилем).

Вернемся к девочке и хорькам. Снимок сделан неделю назад в сибирском Академгородке. Тут много лет ведут исследования биологи Юлия Григорьевна и Дмитрий Владимирович Терновские. Объектом их интереса являются куницеобразные: росомахи, хорьки, колонки, норки. Малыши у этих животных рождаются беспомощными, слепыми. Мать выращивает их в гнезде. Но вот прорезались у малышей глазки.

Они видят из норки мир. Если вынуть их из гнезда, они устремятся за любым движущимся объектом.

Сопровождая свои движенья призывом «тюки-тюки!», Дмитрий Владимирович быстрым шагом идет по бетонной дорожке, сворачивает на тропку в травах, уходит далеко в лес, и хорьки, как на привязи, следуют за его ногами. «Во время коллективного бега стоит кому-нибудь из малышей отстать, как к нему подбегает более активный братик (чаще это бывает сестричка), хватает за ухо или загривок, понуждает следовать вместе со всеми».

Терновские хорошо знают поведение своих подопечных. Им принадлежит приоритет в изучении рефлекса следования куницеобразных.

У этих животных он выражен очень ярко, особенно у хорьков. В любой момент эксперимент повторяем. Я снимал на ходу, пятясь, и хорьки бежали на фотокамеру. Пустили перед хорьками шар — побежали за ним…

Рефлекс следования — важный закон поведения малышей. Еще неумелые, неискушенные в жизни, они во всем полагаются на мать и обязаны за ней следовать неотступно.

По мере возмужания рефлекс следования затухает. Малыши все чаще оставляют мать и собратьев, самостоятельно обследуют окружающий мир. В случае опасности они уже сами способны принять решение: бежать, защищаться, найти убежище, пищу. Но это уже на пороге самостоятельной жизни. А детство — это следование за матерью. Она пошла (поплыла, побежала) — и все за ней! Таков один из законов природы.

_{Фото автора. 21 июля 1984 г.}

Говорящая братия

(Окно в природу)

Мы открыли калитку во двор и встречены были возгласом недовольства: «Что это такое?!»

Спокойно лежала собака у будки. Навстречу с улыбкой вышел хозяин дома. Когда здоровались, снова услышали укоризну: «Что это такое?», а потом и явное подстрекательство: «Тузик! Тузик!».

Дом Максима Дмитриевича Зверева гостеприимен. Голос принадлежал говорящему ворону. К нашему удовольствию, он был выпущен из загона, и в течение часа мы наблюдали проделки говоруна. Улучив момент, ворон выхватил у меня из-под рук колпачок объектива и спрятал его в траву. Из рюкзака, пошуршав бумагой, он вытащил круто сваренное яйцо и тоже спрятал, но скоро к нему вернулся, долбанул клювом, аккуратно вынул и проглотил желток, остальное ковырнул лапой.

Это было обычное поведение Реши, ручного восьмилетнего ворона. Он независим, нахален и вороват во дворе. Все, что лежит на виду, может мгновенно исчезнуть. «Ремонтируем машину вдвоем — один крутит гайки, другой их обязан стеречь». Соседи Зверевых, если у них исчезают ключи из дверей, игрушки, бельевые прищепки и иная дворовая мелочь, знают, где надо искать пропажу. С семьей хозяев у Рёши отношения сложные. С Максимом Дмитриевичем он почтительно осторожен, его сына Владимира дарит дружбой, внук же Максима Дмитриевича, семнадцатилетний Максим, должен постоянно увертываться от щипков и клевков, иногда злых, но чаще побуждающих поиграть, побегать, погонять мяч.