Том 12. Масорка. Росас - [24]

Глава IX ДОН БЕРНАРДО ВИКТОРИКА

Сеньор дон Бернардо Викторика, начальник полиции Ресторадора законов, вошел в столовую Росаса.

Это был человек лет пятидесяти, среднего роста, плотного телосложения. В волосах его было много седины, лицо медно-красного цвета, широкий, очень выпуклый, нависший над густыми бровями лоб и маленькие, темные, чрезвычайно блестящие, бегающие глаза, лукавый бойкий взгляд, да две глубокие борозды морщин от ноздрей до углов рта придавали этому лицу злое, жестокое и притом старческое выражение. Казалось, это лицо состарилось не столько под влиянием страстей, сколько под влиянием прожитых лет, и никогда оно не оживлялось приветливой человеческой улыбкой.

Одет он был в черные брюки, синюю куртку и ярко-красный жилет. Вокруг высокой тульи шляпы обвивалась широкая полоса ярко-красного крепа, знак траура по умершей супруге Ресторадора. В руке у него был короткий, но толстый хлыст с серебряной рукояткой.

Поклонившись почтительно, но без жеманства, Росасу и его дочери, он сел по приглашению хозяина на тот самый стул, на котором раньше сидел Китиньо.

— Вы прямо из полицейского участка?

— Прямо оттуда.

— Случилось что-нибудь?

— Привезли тела тех, которые намеревались отплыть сегодня ночью, вернее три трупа и одного умирающего, который теперь уже скончался.

— А кто он был?

— Полковник Саласар.

— Известны вам имена остальных?

— Да сеньор, кроме Саласара, в остальных признали Пальмеро, Сандоваля и молодого Маркеса.

— А бумаги?

— Ничего не было найдено.

— Вы заставили Кордову подписать донос?

— Да, сеньор, согласно приказанию вашего превосходительства, я заставляю подписывать все доносы.

— Он при вас?

— Вот, извольте, — отвечал начальник полиции, доставая из бокового кармана своей куртки большой кожаный бумажник и, выбрав из множества содержавшихся в нем бумаг одну, он развернул ее и положил на стол перед Росасом.

— Прочтите! — приказал Росас.

Дон Бернардо взял со стола бумагу и стал читать.

«Хуан Кордова, уроженец Буэнос-Айреса, по ремеслу временно мясник, член Народного общества, временно зачисленный в секретную полицию по особому приказанию его превосходительства славного Ресторадора законов, явился к начальнику полиции 2-го числа текущего месяца в час пополудни и сообщил, что, узнав от служанки дикого унитария Пальмеро, с которой он состоял в тайных сношениях, о том, что господин ее имел намерение бежать в Монтевидео, явился в тот же день поутру к вышеупомянутому дикому унитарию Пальмеро, которого он знал вот уже несколько лет, и просил его одолжить ему, Кордове, пятьсот пиастров, так как он якобы собирался дезертировать и бежать в Монтевидео и что без этих денег побег его не мог состояться. Сумму эту, по его словам, требовали те хозяева китобойных судов, которые занимались перевозкой эмигрантов.

Вследствие всего этого Пальмеро, в свою очередь, признался ему, что он и четверо его товарищей также задумали бежать, но находятся в затруднении, не зная ни одного из владельцев китобойных судов; затем Пальмеро предложил Кордове восемь тысяч пиастров, если он поможет им бежать. Торг состоялся тотчас же, и побег был назначен на четвертое число, в десять часов вечера, причем было условлено, что Кордова должен зайти к Пальмеро четвертого числа около шести часов вечера, чтобы узнать, в каком месте и в каком доме должны сойтись все эмигранты.

Все это заявитель сообщил начальнику полиции, чтобы тот уведомил об этом его превосходительство как об исполнении им, Кордовой, его обязанностей как защитника священных интересов федерации, присовокупив, что во всем этом деле он особенно заботился о том, чтобы действовать во всем сообща с доном Хуанито Росасом, сыном его превосходительства, и согласно его совету.

Подписал в Буэнос-Айресе 3-го мая 1840 г.

Хуан Кордова»

Закончив чтение этой бумаги, начальник полиции тотчас же сложил ее и сказал:

— Вследствие этого заявления я и получил от вашего превосходительства те приказания, которые я должен был передать Кордове, с тем чтобы он сговорился с командиром Китиньо.

— Когда вы вновь видели Кордову?

— Сегодня в восемь часов утра.

— Не говорил он вам о том, известны ли ему имена товарищей Пальмеро?

— До сегодняшнего утра он не знал ни одного имени.

— Не произошло ли чего-либо особенного в этом деле?

— Кажется, одному из унитариев удалось скрыться, судя по словам тех людей, которые сопровождали повозку.

— Да, сеньор! Один из них скрылся, и вы должны помочь мне разыскать его.

— Я надеюсь, что это нам удастся.

— Да, сеньор, без сомнения, потому что если рука правительства коснулась какого-нибудь унитария, то весьма важно, чтобы он впоследствии не мог сказать, что рука эта не могла удержать его.

— Ваше превосходительство совершенно правы.

— Я знаю, что я прав, тем более что я слышал, будто этот унитарий долго сражался и, что еще хуже, будто неожиданно к нему пришла помощь, — подобного явления не должно быть, я этого не хочу. Наша родина всегда была анархией, потому что каждый, кому только вздумается, подымал свою саблю против правительства. Горе вам и горе всем федералистам, если я допущу, чтобы унитарий смели противиться вам, когда вы исполняете мои приказания!