— Вдвоем?
— Если возможно, Бельграно, во всяком случае, должен уехать.
— Он? Хорошо!
— Есть ли у вас там люди?
— Только старый слуга.
— Возьми с собой шестерых моих вакерос, это решительные люди, как я тебе сказал, и пригодятся на всякий случай.
— О, батюшка, вы возвращаете мне жизнь!
— Бодрись, мой мальчик, быть может, нас беспокоили напрасно, и ничего не случится!
— Нет, нет, вы ошибаетесь, батюшка, на дачу непременно нападут.
— Ну, тогда с Богом! Обними меня и расстанемся. Соблюдай молчание и будь благоразумен.
Отец и сын обнялись, затем дон Педро вышел. Почти тотчас же послышался топот копыт лошадей, несшихся во всю прыть.
— Боже мой! — прошептал дон Мигель, оставшись один. — Защити их, защити нас!
Мгновение он оставался в задумчивости, затем быстро поднял голову.
— Тонильо! — вскричал он.
— Mi amo?
— Ты выбрал шестерых вакерос моего отца?
— Mi amo, они там под навесом, сеньор дон Педро предоставил их в ваше распоряжение.
— Хорошо, садитесь все на лошадей и мчитесь во весь дух в Барракас, вместе с Хосе спрячьте лошадей так, чтобы ни дон Луис, ни моя кузина и не подозревали об их присутствии, понимаешь?
— Да, сеньор, это не трудно.
— Жди меня недалеко от дома. Вооружитесь все хорошенько.
— Будет сражение, сеньор? — радостно спросил молодой Тонильо.
— Может быть. Моя лошадь?
— Готова.
— Тогда отправимся каждый в свою сторону.
Дон Мигель сел на лошадь и поехал галопом по дороге к месту, где ждал его мистер Дуглас.
Через несколько минут Тонильо также покинул дом и направился в Барракас в сопровождении шести вакерос, вооруженных с головы до ног.
Глава XXVI,
ГДЕ ОПИСЫВАЕТСЯ РАЗВЯЗКА ДЕЛА
Вернувшись в гостиную, дон Луис сел подле доньи Эрмосы и, обняв ее за талию, поцеловал в лоб. Молодая женщина краснея улыбнулась, но вдруг нервная дрожь охватила ее, кровь отхлынула от лица — она встала, с поникшей головой сделала несколько шагов вперед и тихо опустилась на колени перед распятием, скрестила свои руки и стала безмолвно молиться. Дон Луис, испуганный внезапной бледностью молодой женщины, бросился к ней, поднял ее и заставил сесть возле себя.
— Боже мой! — вскричал он с беспокойством. — Что с тобой, Эрмоса?
— Ничего, ничего, Луис, пустяки, все прошло… Я столько страдала… это суеверие… нервы… почем я знаю?.. это прошло…
— Нет, Эрмоса, есть что-то, чего я не знаю, но что я хочу знать, так как страдаю в эту минуту больше тебя.
— Успокойся, Луис, это бой часов, вот и все.
— Но…
— Не спрашивай меня, не гадай, я знаю все, что ты мне скажешь, но не могу успокоиться, это сильнее меня. Весь вечер я испытывала такое же страдание при бое часов.
— Это все?
— Клянусь тебе. Дон Луис вздохнул.
— Дорогая Эрмоса, — произнес он, — когда я почувствовал, что ты дрожишь в моих руках, когда увидел, что ты бежишь от меня к этому распятию, страшная мысль мелькнула у меня: я подумал, что ты испытала чувство отвращения, что твоя душа протестует против тех уз, которыми нас только что соединили навеки.
— Луис! Ты мог подумать это? Боже мой!
— Прости, дорогая Эрмоса, прости! Но если бы ты знала, как я тебя люблю! — проговорил молодой человек, с мольбой протягивая руки. — Прости!
— Увы! Я только теперь люблю впервые, я счастлива всего лишь час.
— Эрмоса!
— Я забываю обо всем, я сильная, когда я рядом с тобой, ты защитишь меня от самой себя.
— О, теперь несчастье нам не угрожает. Это твое слишком живое воображение причиняет тебе все эти огорчения, дорогая моя. Это ядовитый воздух Буэнос-Айреса делает тебя больной душой и телом — скоро мы будем вместе далеко отсюда.
— Скоро, скоро, не так ли, Луис? Я не могу жить здесь и не могу жить нигде без тебя. Мы будем путешествовать вместе.
— Почему же не с этой ночи?
— Это невозможно.
— Я оставлю все, Лиза и Хосе присоединятся к нам после.
— Это невозможно.
— Возьми меня с собой, Луис, возьми! Разве я не твоя жена? Разве не должна я следовать за тобой всюду?
— Это правда, но я не должен подвергать тебя опасности, моя любовь.
— Меня подвергать опасности?
— Какое-нибудь непредвиденное обстоятельство…
— А ты будешь подвергаться опасности? Зачем же вы меня обманули? Не говорили ли вы мне, что тебе нечего бояться?
— Это правда, опасности никакой нет, но, быть может, мы будем вынуждены остаться на берегу два, три или четыре дня.
— Что же из того, если я проведу их с тобой?
— Эрмоса, не будем изменять ничего в нашем плане, станем уважать, будучи теперь женаты, наши обещания обрученных. Если раньше двух недель ты не приедешь с Мигелем, то отправишься одна: тогда уже будет заключен мир с Францией, и ничто не помешает твоему отъезду.
— Вспомни, дорогая моя, что я уезжаю, потому что ты так приказываешь, а ты остаешься здесь, потому что я тебя прошу об этом. Но я слышу чьи-то шаги в передней.
— Лиза, вероятно.
— Нет, я думаю, что это Мигель.
Дон Луис поцеловал в лоб свою жену и пошел навстречу своему другу, а донья Эрмоса приказала Лизе подать чай в кабинет, где все трое вскоре и сидели вместе.
— Слава Богу, дорогое дитя, — весело сказал дон Мигель, — все совершенно улажено, только вместо того, чтобы ждать до утра, Дуглас назначил отъезд в полночь, то есть через два часа.
— Почему такое изменение? — спросила донья Эрмоса.
