Том 12. Масорка. Росас - [11]

— Ну, в таком случае пойдите посмотреть, не может быть, чтоб это был кто-либо другой, а не мой слуга.

Минуту спустя Хосе вернулся вместе с юношей лет двадцати, не более, у него было умное лицо с черными как уголь глазами и волосами; несмотря на сапоги и черный галстук, в нем сразу можно было признать сельского жителя, настоящего обитателя степи — гаучо.

— Все ли ты привез, Тонильо? — спросил его дон Мигель.

— Все, сеньор, — отвечал юноша и при этом положил на стул громадный узел с бельем и платьем.

Дон Мигель поспешил развязать его и, достав рубашку, перебросил ее дону Луису, который с помощью врача с большим трудом надел ее, после чего больного уложили в постель.

Затем дон Мигель, Хосе и Тонильо вышли в другую комнату. Здесь дон Мигель и переодевался, одновременно давая Хосе различные указания о том, как ему следует держать себя, с остальной прислугой дома, что нужно сделать с окровавленным платьем — он приказал его немедленно сжечь, а также лично смыть и затереть в гостиной пятна крови, оставшиеся на полу.

Дон Луис тем временем сообщал доктору Парсевалю о том, что произошло часа три тому назад с того момента, когда он и его товарищи вышли за калитку его дома на улице Бельграно.

Дон Парсеваль внимал ему, опустив голову на руку, опершись локтем на подушки больного, с озабоченным и скорбным лицом.

— Как вы полагаете, — спросил доктор, — знает этот Кордова ваше имя?

— Я не могу утверждать ничего совершенно, но думаю, что если никто не назвал меня при нем, а этого я не помню, то знать моего имени он не может, так как все переговоры вел с ним Пальмеро.

— Да… это обстоятельство меня беспокоит, признаюсь, — сказал дон Мигель, входя в комнату раненого, — но, впрочем, мы это дело выясним завтра же.

— Надо быть очень осмотрительными, друзья мои, и очень осторожными, — заметил доктор, — а главное, как можно меньше доверять прислуге.

— Я уверен, что ничего неприятного не должно случиться, сеньор, — сказал дон Мигель, — уж если Бог меня послал к нему на помощь в тот критический момент, то, конечно, захочет и завершить свое дело спасения. Бог не делает ничего вполовину.

— Да, будем верить в Бога и в лучшее будущее, — сказал доктор, переводя свой взгляд с дона Луиса Бельграно на дона Мигеля дель Кампо, своих любимейших учеников, впитавших в себя его заветные идеи и запечатлевших в своих сердцах его слова и поучения. — Однако, — продолжал он, — необходимо, чтобы Бельграно отдохнул теперь: перед рассветом у него появится лихорадка, неизбежная в таких случаях, а завтра, около полудня, я снова приду сюда и осмотрю его.

Парсеваль ласково провел своей мягкой нежной рукой по влажному лбу больного, как это сделал бы сыну любящий отец, затем, он дружески пожал его руку, и вышел вместе с доном Мигелем.

— Как вы думаете, удастся нам спасти бедного Луиса?

— Жизнь его вне всякой опасности, но я боюсь, что выздоровление затянется надолго! — отвечал доктор.

Они вошли в гостиную, где доктор оставил свою шляпу. Донья Эрмоса все еще сидела на том же месте, где мы ее оставили.

— Сеньор, — сказал дон Мигель, — позвольте мне познакомить вас с моей кузиной, доньей Эрмосой Сайенс де Салаберри.

— В самом деле, — сказал доктор, обменявшись предварительно несколькими любезностями с молодой женщиной, — между вами и вашим двоюродным братом много сходства и, мало того, у вас с ним много душевных созвучий: даже в данную минуту вы страдаете, потому что видите, что страдает другой, а эта тонкость чувства, эта отзывчивость и впечатлительность — лучшие черты Мигеля.

Донья Эрмоса заметно покраснела и отвечала несколькими сбивчивыми фразами.

Дон Мигель, когда доктор давал его кузине наставления по уходу за раненым, незаметно проскользнул мимо них в комнату своего больного друга.

— Луис, — сказал он, — я должен тебя оставить, я пойду проводить доктора, Хосе останется здесь на случай, если тебе понадобится что-нибудь, мне же нельзя будет вернуться сюда ранее завтрашнего вечера, так как мне необходимо остаться в городе на день. Впрочем, днем я пришлю узнать о твоем здоровье. Могу я отдать твоему слуге некоторые приказания и сделать кое-какие распоряжения, которые я сочту нужными?

— Да, делай, что хочешь, Мигель, только прошу тебя, не втягивай никого в мою беду.

— Опять ты о своем! Нет, Луис, ты умнее меня, я не спорю, но во многом я стою пятерых таких, как ты! Нет ли у тебя каких-нибудь особых распоряжений или поручений?

— Нет, никаких. Но скажи, просил ли ты свою кузину, чтобы она ложилась.

— Ага, ты уже начинаешь беспокоиться о моей кузине!

— Безумный! — отозвался улыбаясь дон Луис. — Ну, поезжай и да хранит тебя Бог.

Товарищи обнялись и расцеловались как братья. Затем дон Мигель вышел, сделав знак Хосе и Тонильо следовать за ним.

— Тонильо, — сказал он, — возьми этот ящик доктора и поди оседлай лошадей. Хосе, поручаю уход за доном Луисом Бельграно моей кузине, а заботу о их жизни вам. Возможно, что те, которые хотели убить моего друга, принадлежали к Народному обществу и некоторые из них захотят отомстить ему за жизнь тех, которых он, защищаясь, уложил на месте, если только они каким-нибудь чудом узнают, что он нашел себе приют в этом доме.