Том 11. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - [47]

Когда Илайджа Погрэм, для которого это было самым обыкновенным делом, увидел, что Мартин отставил тарелку, так и не взяв себе масла, он обрадовался и сказал:

— Ну, знаете ли, изумительно, до чего вы, англичане, ненавидите учреждения нашей страны!

— Честное слово,— воскликнул Мартин в свою очередь,— вы самая непонятная страна, какая существует на свете! Человек ведет себя положительно как свинья,— и это у вас называется «учреждением»!

— У нас нет времени приобретать манеры,— сказал Погрэм.

— Приобретать! — воскликнул Мартин.— Но речь идет не о том, чтобы непременно приобретать. Речь идет о том, чтобы не утратить врожденную вежливость дикаря и ту инстинктивную воспитанность, которая заставляет человека остерегаться, как бы не оскорбить другого и не внушить ему отвращения. Неужели этот человек не сумел бы вести себя лучше, если бы не считал, что очень хорошо и независимо быть скотом в мелочах,— как вы думаете?

— Он уроженец нашей страны и, конечно, сметлив и боек от природы,— сказал мистер Погрэм.

— Так вот, заметьте, к чему это приводит, мистер Погрэм,— продолжал Мартин.— Большинство ваших соотечественников начинает с того, что упрямо пренебрегает мелкими правилами общежития, которые не имеют ничего общего с такими установлениями, как сословные традиции, нравы, обычаи, и не связаны с формой правления или особенностями страны, но требуются простой, естественной среди людей учтивостью. Вы поощряете их в этом, возмущаясь нападками на их невежливость, словно это лучшая черта национального характера. От несоблюдения мелких условностей они переходят к пренебрежению крупными обязательствами и отказываются платить долги. Что они могут делать в дальнейшем или от чего еще отрекутся, я не знаю; но всякий может видеть, если захочет, что это естественно должно последовать, что это неизбежный процесс развития, порочного в самом корне.

Мистер Погрэм был слишком большим философом, для того чтобы это понять, и они опять вышли на палубу, где мистер Погрэм занял свой прежний пост и жевал табак до тех пор, пока не впал в летаргическое состояние, граничившее с полной бесчувственностью.

После нескольких дней утомительного путешествия они снова подошли к той самой пристани, где Марк чуть было не остался в тот вечер, когда они уезжали в Эдем. Хозяин гостиницы, капитан Кеджик, стоял на пристани и очень удивился, увидев своих старых знакомцев.

— Что за черт!— воскликнул капитан.— Ну, я просто удивляюсь!

— Нельзя ли нам остановиться у вас до завтра, капитан? — спросил Мартин.

— Живите хоть целый год, если вздумается,— сухо ответил капитан.— Только нашим не очень-то понравится, что вы вернулись.

— Не понравится, капитан? — переспросил Мартин.

— Они думали, что вы там останетесь,— отвечал Кеджик, качая головой.— А вы их надули, не отрицайте этого!

— Что вы хотите сказать этим? — воскликнул Мартин.

— Не надо было вам никого принимать,— сказал капитан.— Да, не надо бы!

— Любезный друг,— возразил Мартин,— разве я хотел кого-нибудь принимать? Разве это была моя затея? Не вы ли сами говорили, что меня начнут травить, как бешеную собаку, и угрожали мне всеми видами мести, если я их не приму?

— Этого я не знаю,— возразил капитан.— Но если наши вломятся в амбицию, то их ничем не уймешь, могу вам сказать!

И капитан пошел вместе с Марком позади Мартина и мистера Погрэма, которые отправились в «Национальный отель».

— Видите, мы все-таки вернулись живыми! — сказал Марк.

— Это совсем не то, чего я ожидал,— проворчал капитан.— Человек не имеет права на популярность, если не оправдывает ожиданий. Лучшие люди нашего общества не пошли бы к нему на прием, если бы знали это.

Ничто не могло смягчить упорства капитана, который обиделся на то, что оба они не умерли в Эдеме. Постояльцы в «Национальном отеле» были тоже оскорблены в своих лучших чувствах, но, к счастью, им некогда было особенно огорчаться, так как все вдруг решили наброситься на достопочтенного Погрэма и немедленно устроить ему прием.

Ужин в гостинице кончился до прибытия парохода, и потому Мартин, Марк и мистер Погрэм закусывали и пили чай втроем, когда явилась депутация, в составе шестерых постояльцев и одного крикливого юнца, чтобы объявить об этой чести.

— Сэр! — начал оратор депутации.

— Мистер Погрэм! — завопил крикливый юнец.

Оратор, только тут вспомнив о присутствии крикливого мальчика, представил его:

— Доктор Джинери Данкл, сэр, джентльмен с большим поэтическим дарованием. Он здесь недавно, сэр, могу вас уверить, и является для нас приобретением, сэр. Да, сэр. Мистер Джод, сэр. Мистер Иззард, сэр. Мистер Джулиус Биб, сэр.

— Джулиус Вашингтон Мерривезер Биб,— пробурчал джентльмен себе под нос.

— Прошу прощения, сэр. Извините меня. Мистер Джулиус Вашингтон Мерривезер Биб, сэр, по лесной части, сэр, пользуется большим уважением. Полковник Гропер, сэр. Профессор Пайпер, сэр. Меня самого, сэр, зовут Оскар Баффем.

Каждый из них сделал шаг вперед, боднул головой достопочтенного Илайджу Погрэма, пожал ему руку и отступил назад. После того как представления закончились, оратор продолжал:

— Сэр!

— Мистер Погрэм! — возопил крикливый юнец.