Том 11. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - [20]

— Ах, человеческая натура, человеческая натура! Злосчастная человеческая натура! — произнес мистер Пексниф, укоризненно качая головой по адресу человечества, будто сам не имел к нему никакого отношения.— Подумать только, что все эти нелады начались по такому поводу! О боже мой, боже мой!

— Да, вот именно, по такому! — закричала Черри.— Скажите настоящую причину, папа, а не то я сама скажу! Смотрите, скажу!

Быть может, энергия, с какой она это произнесла, подействовала заразительно. Как бы то ни было, мистер Пексниф изменил тон разговора и выражение лица на гневное, если не прямо яростное, и ответил:

— Скажешь! Ты уже сказала. Не дальше как вчера. Да и каждый день то же самое. Ты не умеешь сдерживаться; ты не скрываешь своего дурного нрава; ты сотни раз выдавала себя перед мистером Чезлвитом!

— Себя! — воскликнула Черри, злобно усмехаясь.— Действительно! Мне-то какое дело!

— Ну, и меня тоже! — сказал мистер Пексниф.

Дочь ответила ему презрительным смехом.

— И если уж у нас дошло до объяснения, Чарити,— произнес мистер Пексниф, грозно качая головой,— разреши мне сказать, что я этого не допущу. Оставьте ваши капризы, сударыня! Я этого больше не позволю.

— Я буду делать что хочу,— ответила Чарити, раскачиваясь на стуле взад и вперед и повышая голос до пронзительного визга,— буду делать что хочу и что всегда делала. Я не потерплю, чтобы мной помыкали, можете быть уверены. Со мной так обращались, как никогда и ни с кем на свете,— тут она ударилась в слезы,— а от вас, пожалуй, дождешься обращения и похуже, я знаю. Только мне это все равно. Да, все равно!

Мистер Пексниф пришел в такую ярость от ее громкого крика, что, растерянно оглядевшись по сторонам в поисках какого-нибудь средства унять дочь, вскочил с места и начал трясти ее так, что декоративное сооружение из волос у нее на макушке заколыхалось, как страусовое перо. Она была настолько ошеломлена этим нападением, что сразу утихла, и желаемый результат был достигнут.

— Ты у меня дождешься! — восклицал мистер Пексниф, снова садясь на место и переводя дыхание.— Посмей только разговаривать громко! Кто это с тобой плохо обращается, что ты этим хочешь сказать? Если мистер Чезлвит предпочел тебе твою сестру, то кто же тут виноват, хотел бы я знать? Что я тут мог поделать?

— А разве я не была ширмой? Разве моими чувствами не играли? Разве он не за мной ухаживал сначала? — рыдала Черри, сжимая руки.— А теперь вот я дожила до того, что меня трясут. Господи, господи!

— И опять будут трясти,— пригрозил ее родитель,— если ты заставишь меня этим способом соблюдать приличия в моем скромном жилище. Но ты меня удивляешь. Мне странно, что у тебя оказалось так мало характера. Если мистер Джонас не питал к тебе никаких чувств, зачем он тебе понадобился?

— Он мне понадобился! — воскликнула Черри.— Он мне понадобился! Что вы, папа, в самом деле?

— Так из-за чего весь этот крик,— возразил отец,— если он тебе не нужен?

— Из-за того, что он вел себя двулично,— сказала Черри,— из-за того, что моя родная сестра и мой родной отец сговорились против меня. Я на нее не сержусь,— продолжала Черри, по-видимому рассердясь пуще прежнего.— Я ее жалею. Мне за нее больно. Я знаю, какая судьба ее ждет с этим негодяем.

— Ну, я думаю, мистер Джонас как-нибудь стерпит, что ты зовешь его негодяем,— сказал мистер Пексниф, возвращаясь к прежней кротости,— а впрочем, зови его как хочешь, только положи этому конец.

— Нет, не конец, папа,— отвечала Чарити.— Нет, не конец! Мы ведь не только в этом одном не согласны. Я ни за что не покорюсь. Так и знайте. Лучше вам наперед это знать. Нет, нет, нет, ни за что не покорюсь! Я не круглая дура и не слепая. Одно могу вам сказать: я не покорюсь, вот и все!

Что бы ни подразумевалось под этим, теперь дочь потрясла мистера Пекснифа, ибо, несмотря на все попытки казаться спокойным, вид у него был весьма плачевный. Гнев он сменил на кротость и заговорил мягким, заискивающим тоном.

— Душа моя,— сказал он,— если, выйдя из себя в сердитую минуту, я и прибегнул к непозволительному средству, чтобы подавить маленькую вспышку, которая была оскорбительна для тебя не меньше, чем для меня,— возможно, что я это сделал, вполне возможно,— то я прошу у тебя прощения. Отец просит прощения у своего дитяти! — воскликнул мистер Пексниф.— Я полагаю, такое зрелище может смягчить самое ожесточенное сердце.

Однако оно нисколько не смягчило мисс Пексниф,— быть может потому, что ее сердце было недостаточно ожесточено. Наоборот, она стояла на своем и твердила без конца, что она не круглая дура, и не слепая, и не покорится ни за что!

— Это какое-то недоразумение, дитя мое,— сказал мистер Пексниф,— но я не стану тебя спрашивать, в чем оно заключается; я не желаю этого знать. Нет, нет, прошу тебя! — добавил он, простирая руку вперед и краснея.— Не будем касаться этой темы, душа моя, какова бы она ни была!

— Так и надо, нам ее не стоит касаться,— отвечала Черри.— Только я желаю, чтобы она меня совершенно не касалась, а потому, прошу вас, найдите мне другой дом.

Мистер Пексниф обвел глазами комнату и воскликнул:

— Другой дом, дитя мое?