Том 11. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - [16]

Брадобрей издал сочувственное мычанье, как бы говоря, что слова миссис Гаррис, хотя, быть может, и не столь вразумительные, сколь следовало ожидать от такого авторитета, делают, однако, большую честь ее уму и сердцу.

— А тут,— продолжала миссис Гэмп,— а тут приходится мне тащиться такую даль, за целых двадцать миль, да и больной-то уж очень ненадежный; думаю, вряд ли кому приходилось ухаживать за таким помесячно. Вот миссис Гаррис мне и говорит — ведь она женщина и мать, так что чувствовать тоже может,— вот она и говорит мне: «Вы не поедете, Сара, господь с вами!» — «Почему же, говорю, мне не ехать, миссис Гаррис? Миссис Гилл, говорю, с шестерыми ни разу не промахнулась, так может ли быть, сударыня,— спрашиваю у вас как у матери,— чтобы она теперь нас подвела? Сколько раз я от него слыхала,— говорю я миссис Гаррис,— то есть, от мистера Гилла, что насчет дня и часа он своей жене больше верит, чем календарю Мура [14], и готов даже поставить девять пенсов с фартингом. Так может ли быть, сударыня,— говорю я,— чтобы она на этот раз проштрафилась?» — «Нет,— говорит миссис Гаррис,— нет, сударыня, это уж будет против естества. Только,— говорит, а у самой слезы на глазах,— вы и сами лучше моего знаете, с вашим-то опытом, какие пустяки нас могут подвести. Какой-нибудь там полушинель, говорит, или трубочист, или сенбернар, или пьяный выскочит из-за угла, вот вам и готово». Все может быть, мистер Свидлпайп, слов нет,— продолжала миссис Гэмп,— я ничего не говорю, и хоть по моей записной книжке я еще целую неделю свободна, а все-таки сердце у меня не на месте, могу вас уверить, сударь.

— Уж очень вы стараетесь, знаете ли! — сказал Поль.— Убиваетесь уж очень.

— Убиваюсь! — воскликнула миссис Гэмп, воздевая руки кверху и закатывая глаза.— Вот уж ваша правда, сударь, лучше не скажешь, хоть говори до второго пришествия. Я за других болею пуще, чем за себя самое, хотя никто этого, может, и не видит. Кабы истинные заслуги ценились, не мешало бы меня помянуть добрым словом; сколько я младенцев на своем веку приняла — и за неделю не окрестить в соборе святого Павла [15]!

— Куда этот ваш больной едет? — спросил Свидлпайп.

— В Хартфордшир, там у него родные места. Только ему уж ничего не поможет,— заметила миссис Гэмп,— ни родные, ни чужие.

— Неужто ему так плохо? — полюбопытствовал брадобрей.

Миссис Гэмп загадочно покачала головой и поджала губы.

— Бывает и в мозгах воспаление,— сказала она,— все равно как в легких. Сколько ни пей противных микстур, от этого не вылечишься, хоть бы тебя всего расперло и на воздух подняло.

— Ах ты господи! — сказал брадобрей, округляя глаза и становясь похожим на ворона.— Боже мой!

— Да. Все равно хоть бы ты стал легче воздушного шара,— сказала миссис Гэмп.— А вот болтать во сне о некоторых вещах, когда в голове у тебя неладно, от этого никому не поздоровится.

— О каких же это некоторых вещах? — спросил Полли, от любопытства жадно грызя ногти.— О привидениях, что ли?

Миссис Гэмп, которая зашла, быть может, гораздо дальше, чем намеревалась, подстегиваемая настойчивым любопытством брадобрея, необыкновенно многозначительно фыркнула и сказала, что это совершенно не важно.

— Я уезжаю с моим пациентом в дилижансе нынче после обеда,— продолжала она,— пробуду с ним денек-другой, пока найдется для него деревенская сиделка (провалиться этим деревенским сиделкам, много такие растрепы смыслят в нашем деле!), а потом вернусь,— вот из-за этого я и беспокоюсь, мистер Свидлпайп. Думаю все-таки, что без меня ничего особенного не случится, а уж там, как говорит миссис Гаррис, миссис Гилл может выбрать какое угодно время; мне совершенно все равно,— что днем, что ночью.

Пока длился этот монолог, который миссис Гэмп адресовала исключительно брадобрею, мистер Бейли завязывал галстук, надевал фрак и корчил самому себе рожи, глядясь в зеркало. Но теперь миссис Гэмп обратилась к нему, что заставило его повернуться и принять участие в разговоре.

— Я думаю, вы не были в Сити, сударь, то есть у мистера Чезлвита,— спросила миссис Гэмп,— после того как мы с вами там повстречались?

— Как же, был, Сара. Нынче ночью.

— Нынче ночью! — воскликнул брадобрей.

— Да, Полли, вот именно. Можешь даже сказать — нынче утром, если тебе охота придираться к слову. Он у нас обедал.

— У кого это «у нас», озорник? — спросила миссис Гэмп, весьма сердито напирая на эти слова.

— У нас с хозяином, Сара. Он обедал у нас в доме. Подвыпили мы здорово, Сара. До того даже, что пришлось мне везти его домой в наемной карете в три часа утра.— Язык у Бейли чесался рассказать все, что за этим последовало, но, зная, что это легко могло дойти до ушей его хозяина, а также памятуя неоднократные наказы мистера Кримпла «не болтать», он воздержался, прибавив только: — Она так и не ложилась, все ждала его.

— А ведь ежели сообразить как следует,— сердито заметила миссис Гэмп,— так она должна бы знать, что ей ничего подобного делать нельзя, к чему же она себя переутомляет? Ну как они, милый, ласковы друг с другом?

— Да ничего,— ответил Бейли,— довольно-таки ласковы.

— Приятно слышать,— сказала миссис Гэмп, опять многозначительно фыркая.