Том 10. Преображение России - [18]

— А-а! Ваше благородие! — и в голосе Саенко ему послышалась радость. — Вы как на плыву?

— Ничего, легок! — ответил он.

— Тогда плывем рядом!.. Должны подобрать!

Сзади кто-то выкрикнул с передышкой:

— Там сгорели-ба… а здеся утонем!

И еще другой голос:

— А далеко плыть-то?

Впереди была только темнота, из которой вырывалось несколько желтоватых гребешков волн, когда на волне подымалось тело Калугина. Удача была только в том, что плыть пришлось не против волны, а за волною. Удачей счел Калугин и то, что его сбросило тентом в ту часть моря, на которой не горела нефть… На ногах его были только тонкие носки, в которых он спал, — они движениям ног не мешали. По тому, что саднило и левое плечо, он понял, что рубаха на плече прогорела… Изловчился ощупать голову и лицо, — обрил огонь, как парикмахер… Вспомнил, что когда был реалистом шестого класса, зашел после экзаменов в парикмахерскую на Галерной и обрился там наголо, чтобы голове летом было легче… Старался работать руками и ногами так, как когда-то на Неве и в Финском заливе, соблюдая все правила пловцов, экономя силы. Так как ближайшим судном был линкор «Екатерина», то на него и стремился держать направление, хотя волны отшвыривали его то влево, то вправо. Работа тела победила тот холод, который его охватил, когда он упал через борт в море, но надолго ли? Подумав об этом, он оглянулся влево, где плыл Саенко. Однако не разглядел его за волною.

«Не утонул ли?» — подумал он, но тут же услышал его голос недалеко от себя сзади:

— Не чепляйся за мене! Втопишь!.. Плыви сам!

И тут же чей-то еще голос, хриплый и слабый:

— Не могу я… судорога…

Судорога!.. С ним тоже может это случиться, и что тогда?.. Неужели конец?.. А где же шлюпки? Ведь он уже далеко отплыл от горящего корабля, а почему же не спускают шлюпок на других кораблях?

Чтобы определить на глаз, как далеко оставил он за собой «Марию», он оглянулся и, к ужасу своему, увидел, что «Мария» тут же за его спиной, рядом, огромная, огненная, страшная!

— Саенко! — крикнул он что было силы и ждал.

— Есть Саенко! — отозвался матрос шагах в десяти сзади.

И тут же обо что-то ударилась рука, что-то обхватила непроизвольно… «Доска? Откуда это доска?..» Только подумалось, а тело уже привалилось к этой спасительной доске, чтобы передохнуть хоть немного. Но очень жутко было одному то подниматься на волне, то нырять вместе с доскою…

— Саенко! — снова крикнул Калугин.

— Вашбродь, — вон он, тузик! — отозвался Саенко совсем рядом своим радостным голосом.

— Тузик? — Калугин забыл и не мог вспомнить в этот момент, что такое скрывается под словом «тузик», но, взлетев на волну, начал медленно перебирать глазами перед собой и заметил вдруг, как над водой опустились и поднялись, вновь опустились и вновь поднялись, блестя, весла!.. Одна только пара весел, но в них было его спасение.

А голова Саенко оказалась уже впереди его… Калугин отбросил доску и вразмашку поплыл вслед за этой головою на двухвесельную лодочку, самую маленькую из шлюпок, которую звали тузиком, потому что был в ней всего один гребец.

— Сюда, сюда! Подгребай! — кричал этому гребцу Саенко.

Хотел было крикнуть то же самое и Калугин, но у него ничего не вышло от страха: он почувствовал, что судорога сводит ему правую ногу.

Он загребал руками во всю силу, какая еще оставалась, и на взлете волны видел, как карабкался по веслу в тузик Саенко, и слышал, как кричал он гребцу:

— Офицер наш тут один плывет! Не сшиби!

Еще несколько взмахов одними руками, и вот, наконец, весло, за которое надо было взяться, а волна отшвыривает, и он, отфыркиваясь от воды, лезущей в рот, и волоча правую ногу, хватается за борт тузика, а гребец подсовывает, свесившись, свою руку ему под плечо.

Какое трудное оказалось это дело — влезть в игрушечную лодчонку с ногою, которая мешала!.. Отблеск горящей «Марии» помог разглядеть Саенко, который уперся задом в другой борт тузика, чтобы он, Калугин, не перевернул его тяжестью своего тела.

Вот уже голова Калугина и плечи его рядом с мокрой одеждой гребца, а нога не способна делать никаких движений, — она только дрожит и скрючивается, и Калугин хрипит:

— Берись за ногу! Судорога!

Какой-то еще неясный момент, и вот он полулежит в тузике, и Саенко говорит радостно:

— Ну вот и спаслись, — слава богу!

Калугин, который старался как-нибудь выпрямить свою ногу в узком, тесном тузике, только что хотел сказать ему: «Спасибо тебе, а то бы я не спасся!» — как раздался новый, второй, потрясающий взрыв на «Марии».

Он поднял голову, и ему показалось, что прямо над ним, так близко, рванулся в небо ярко-оранжевый, переплетенный синим, столб пламени: другие большие цистерны нефти дали этому пламени пищу… Картина стала совсем непереносимо страшной, а тузик закачался, забился на новых волнах, которые шли от предсмертно вздрогнувшей всем своим стальным корпусом «Марии»…

— Ну, значит, конец! — сказал Калугин.

— Нет, стоит еще! — крикнул им обоим, ему и Саенко, матрос-гребец, выправляя над водой весла.

— Спа-си-те!.. Братцы! — донеслось далеко с воды.

— Спа-си-те! — донеслось еле слышно, как стон.

Тузик валяло… Калугин уперся плечом в его борт и ухватился за перекладинки на дне, которые были уже покрыты водою, чтобы не вылететь из него, так он кренился то на тот, то на другой борт на беспорядочной зыби: волны, шедшие от «Марии», встречались с волнами от непрекращавшегося норд-веста.