Ваш покорный сын Николай.
Да скажите пожалуста, какой плут полтавской почтмейстер, я право буду на него жаловаться. Мне были посланы отсюда две посылки, которые я должен был получить еще в июне месяце, а он ни об одной из них не объявил. Сделайте милость, поручите Павлу Осиповичу справиться. В одной из них находятся термометры, а в другой книги. Термометры оставьте у себя, а книги мне пришлите назад. Не дурно, если случатся у вас готовые пары три шерстяных чулок, присообщите к книгам.
Гоголь и др. — Гоголь М. И., сентябрь-октябрь 1835>*
261. М. И. ГОГОЛЬ. 1835 года. Сентября <Петербург>.
Дражайшая маменька!
Честь имею вас поздравить со днем вашего ангела, желаю вам его провести как можно веселее. Как бы мне хотелось вас лично поздравить, но нужно не много, надеюсь, потерпеть, так богу угодно. Посылаю вам моей работы карточные щеточки. Я нашла братца гораздо лучше против прежнего, он очень пополнел. Уведомте меня, бесценная маменька, о вашем здоровье; что касается до меня, то я слава богу здорова. Вот уж 3-тий год, как я не была на ваших именинах. Прощайте, неоцененейшая маменька. Целую ручки бабушек, тетиньки. Сестриц, братца и племянников целую.
Целую ваши ручки, бессчетно раз, и остаюсь вас истинно по гроб любящая дочь.
Annette Gogolle.
Письмо Ваше я получил посла<нное> вами от 17 октября. Очень рад, что вы здоровы. Дай бог, чтоб и впредь было так же. Я тоже здоров и жалею, что не удалось мне отведать дынь и арбузов, о которых вы пишете.
Больше не могу писать, потому что сию минуту прислали за мною и я должен ехать в наше правление. Обнимая сестру и Павла Ос<иповича>, отлагаю до следующего письма.
Ваш сын Н. Гоголь.
Пушкину А. С., 7 октября 1835>*
262. А. С. ПУШКИНУ. Октября 7. 1835. СПб.
Решаюсь писать к вам сам; просил прежде Наталью Николаевну, но до сих пор не получил известия. Пришлите, прошу вас убедительно, если вы взяли с собою, мою комедию, которой в вашем кабинете не находится и которую я принес вам для замечаний. Я сижу без денег и решительно без всяких средств, мне нужно давать ее актерам на разыграние, что обыкновенно делается, по крайней мере, за два месяца прежде. Сделайте милость, пришлите скорее и сделайте наскоро хотя сколько-нибудь главных замечаний. Начал писать Мертвых душ. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется; будет сильно смешон. Но теперь остановил его[398] на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтиться. Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь.
Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русской чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию. Если ж сего не случится, то у меня пропадет даром время, и я не знаю, что делать тогда с моими обстоятельствами. Я, кроме моего скверного жалованья университетского 600 рублей, никаких не имею теперь мест. Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, будет смешнее чорта. Ради бога. Ум и желудок мой оба голодают. И пришлите Женитьбу. Обнимаю вас и целую и желаю обнять скорее лично.
Ваш Гоголь.
Мои ни Арабески, ни Миргород не идут совершенно. Чорт их знает, что это значит. Книгопродавцы такой народ, которых без всякой совести можно повесить на первом дереве.
Гоголь М. И., 10 ноября 1835>*
263. М. И. ГОГОЛЬ. <1835>. Ноября 10. С.-Пб.
Я получил ваши два письма почти вдруг одно после другого. Одно меня порадовало, потому что я видел из него, что вы веселы, а другое не понравилось мне, потому что из него видно, что вы были скучны и в печальном расположении духа. Я должен с горестью заметить вам, маминька, что вы, чем далее, теряете ясность и спокойствие души. Вас тревожат всякие мелочи, вы ищете непременно предчувствий, предзнаменований,[399] вы начинаете верить самым пустым приметам. Одним словом, Вы живете в каком-то особенном мире. Ваши мысли наполнены мечтами. Вы, кажется, часто невнимательны решительно ни к чему. Ради бога, маминька, ищите больше обществ, развлекайте себя. Вы даже пишете мне о снах своих. Помилуйте, маминька, мало ли всякой чепухи снится нам, да если мы будем обо всем вздоре думать, так у нас поневоле голова пойдет кругом. Вы пишете, что очень странный сон вам виделся. Да, когда же сны не бывают странные! Мне прежде снилась такая дичь, что, верно, в пятьсот раз более странна. Сон есть отражение наших беспорядочных мыслей. То, что мы думаем, что нас занимает, нам видится и во сне, только натурально на изнанку. Хотите ли, я вам объясню ваш сон. Вы составили <о> мне идею, что я окружен какими-то друзьями; а так как вы любите сей час ваше предположение утвердить, стоять за него горою и уже никто вас не переуверит, и Вы уже потом идете дальше и дальше в мыслях, что эти друзья меня обманывают и проч. и проч., что вы, помни<тся>, мне часто говорили, хотя, признаюсь, мне совершенно были непонятны слова ваши, то вам и приснилось: что я говорю вам: вот что наделали мне друзья! А часы явились вам, как воспоминание, которое иногда вдруг приходит[400] к нам во сне, иногда из самых времен детства, и о которых мы совсем не думали. Вот вам с идеею о мне вспомнились и те часы, о которых я писал к вам из Любека
