Том 1. Стихотворения - [3]

Слова эти иллюстрируют, наверное, главный художественный принцип писателя, — ведь и психологическая проза Шефнера, начиная с «Облаков над дорогой» (1949–1954), и его поэзия твердо опираются на фундамент личной памяти.

Так же, как, впрочем, и повесть «Сестра печали» (1963–1968), посвященная Великой Отечественной войне и ленинградской блокаде. «Сестра печали» не автобиографична в прямом смысле слова, но это тоже повесть-воспоминание: о грезах и надеждах юности, о романтической первой любви, о всенародной войне, которая так никогда и не кончилась для тех, кто был на ней убит, о трагических днях блокады и о долгожданной победе! Как и «Чаепитие на желтой веранде», эта баллада в прозе, кроме внешнего, событийного, имеет внутренний, лирический сюжет, восходящий к той же психологической основе, что и шефнеровская поэзия.

2

Первая поэтическая книга Шефнера «Светлый берег» была опубликована в предвоенном 1940 году. Сорок с лишним лет отделяют ее от изданного в канун семидесятилетия поэта сборника «Годы и миги», за который Шефнеру была присуждена Государственная премия РСФСР им. М. Горького в 1985 году. И все-таки несомненна их родственность, скрепленная постоянством истинного таланта. Даже при беглом прочтении нельзя не обратить внимания на подчеркнуто философский настрой и совсем ранних, и поздних шефнеровских стихов, на их, если угодно, «космический» лиризм, на неизменный авторский интерес к кардинальным проблемам бытия.

Шефнер со времен «Светлого берега» неоднократно подтверждал свою приверженность традициям русской классической лирики. С тридцатых годов, когда он участвовал в Объединении ленинградских поэтов, которых Тынянов за их ориентацию на классику полушутливо называл «архаистами», — с той ученической поры Шефнер искал на карте отечественной поэзии близкий ему материк, нащупывал путеводную нить своей литературной родословной. Первыми среди его пристрастий были Баратынский и Тютчев, но постепенно круг имен расширялся — и за счет предшественников, и за счет единомышленников-современников.

В 1980 году Шефнер заявил: «Для меня высоковольтная линия дореволюционной российской поэзии проходит через такие имена: Державин — Пушкин — Лермонтов — Баратынский — Тютчев — Бенедиктов (да, Бенедиктов!) — Фет — Некрасов — Анненский — Блок... Это сугубо личное мое убеждение, на котором стою, но которое никому не навязываю».

А еще раньше он прибавлял к этой линии Ахматову, Заболоцкого и — «неведомых поэтов будущего». Поэзия потомков всегда интриговала Шефнера и рисовалась ему обязательно поэзией мысли.

Поэтический фонд Шефнера велик и разнообразен, за десятилетия литературной деятельности им написаны сотни стихов, — и философская сосредоточенность неизменно отличает их.

...В «Светлом береге» можно было прочесть стихотворение «Детство» (1938), где поэт, как бы находясь на пороге безбрежного, прекрасного мира, возвещал:

И мы вглядываемся в звезды,

Точно видим их в первый раз,

Точно мир лишь сегодня создан

И никем не открыт до нас...

Открыть мир заново — это ли не привычная юношеская декларация? А слова — «в нас до старости остается первозданная простота», — думал ли Шефнер, что они окажутся для него пророческими? Однако задавшись в «Детстве» — и в «Светлом береге» — целью: ощутить, как «в минуты большого счастья обновляется бытие», — молодой поэт, скорее интуитивно, но все же предугадал русло своих будущих творческих поисков. И пусть он не избежал поначалу посторонних литературных влияний, выбор был сделан.

Как охватить мир в его целостности? Как соотнести человека и Вселенную? Как завоевать свое место в мире? Эти вопросы уже тогда волновали Шефнера. И, чтобы ответить на них, он прежде всего устремлялся к природе, искал с ней согласия и единения, вслушивался в ее живое молчание и пытался приоткрыть завесу неведомого. Вникая в «тайный язык» природы, поэт в примелькавшихся, будничных пейзажах улавливал «неведомую дрожь существованья»; он слышал «щебет птичьих голосов в многозначительном молчанье еще безлиственных лесов»; замечал, как «в землю просочилась осень, когда земля еще цвела». Внимательным взглядом он был прикован к бесконечному круговороту жизни, с ее рождениями и умираниями, с ее извечными метаморфозами, и убежден: природа духовно вознаграждает всякого, кто в состоянии почувствовать ее скрытую гармонию, а торжествующая жизнь — сама по себе! — внушает человеку благоговение.

Золотой пунктир созвездий складывался в единый чертеж, и поэт словно сливался со Вселенной:

Нас обступает покой,

С нами в единое слиты

Звезды и стебли цветов,

Небо, земля и вода...

^{(«Ветви плакучих берез...»)}

Таков пролог взаимоотношений Шефнера с природой.

Но потребовались годы, пока эта, в сущности, романтическая иллюзия, мечта поэта о единстве с окружающим миром обрела почву зрелого жизненного опыта, а заветные идеи, в «Светлом береге» достаточно умозрительные, получили разностороннее художественное воплощение.

Должен был совершиться тот глубокий душевный сдвиг, продиктованный в первую очередь Отечественной войной и блокадой, тот перелом в судьбе всего поколения — о чем так искренне поведано в «Сестре печали», — чтобы предначертания юности стали осуществляться.