Том 1. Стихотворения - [12]

*

К ним станут (как всегда могли)

Слетаться ангелы. – А мы

Увидим этот рай земли,

Окованы над бездной тьмы.

Укоры зависти, тоска

И вечность с целию одной:

Вот казнь за целые века

Злодейств, кипевших под луной.

«Оставленная пустынь предо мной…»

1

Оставленная пустынь предо мной

Белеется вечернею порой.

Последний луч на ней еще горит;

Но колокол растреснувший молчит.

Его (бывало) заунывный глас

Звал братий к всенощне в сей мирный час!

Зеленый мох, растущий над окном,

Заржавленные ставни – и кругом

Высокая полынь, – всё, всё без слов

Нам говорит о таинствах гробов.

………………

Таков старик, под грузом тяжких лет

Еще хранящий жизни первый цвет;

Хотя он свеж, на нем печать могил

Тех юношей, которых пережил.

2

Пред мной готическое зданье

Стоит, как тень былых годов;

При нем теснится чувствованье

К нам в грудь того, чему нет слов,

Что выше теплого участья,

Святей любви, спокойней счастья.

Быть может, через много лет

Сия священная обитель

Оставит только мрачный след,

И любопытный посетитель

В развалинах людей искать

Напрасно станет, чтоб узнать,

Где образ божеской могилы

Между златых колонн стоял,

Где теплились паникадилы,

Где лик отшельников звучал

И где пред богом изливали

Свои грехи, свои печали.

И там (как знать) найдет прошлец

Пергамент пыльный. Он увидит,

Как сердце любит по конец

И бесконечно ненавидит,

Как ни вериги, ни клобук

Не облегчают наших мук.

Он тех людей узрит гробницы,

Их эпитафии пройдет,

Времен тогдашних небылицы

За речи истинны почтет,

Не мысля, что в сем месте сгнили

Сердца, которые любили!..

К… («Простите мне, что я решился к вам…»)

«Простите мне, что я решился к вам

Писать. Перо в руке, могила –

Передо мной. – Но что ж? Всё пусто там.

Всё прах, что некогда она манила

К себе. – Вокруг меня толпа родных,

Слезами жалости покрыты лица.

И я пишу – пишу – но не для них.

Любви моей не холодит гробница.

Любви – но вы не знали мук моих.

Я чувствую, что это труд ничтожный:

Не усладит последних он минут.

Но так и быть – пишу – пока возможно –

Сей труд, души моей любимый труд!

Прими письмо мое. – Твой взор увидит,

Что я не мог стеснить души своей

К молчанью, – так ужасна власть страстей!

Тебя письмо страдальца не обидит…

Я в жизни – много – много испытал,

Ошибся в дружбе – о! Храни моих мучений

Слова – прости – и больше нет волнений,

Прости, мой друг» – и подписал: «Евгений».

Ночь. III

Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной

Жужжа в долине пролетит порой;

Из-под травы блистает червячок,

От наших дум, от наших бурь далек.

Высоких лип стал пасмурней навес,

Когда луна взошла среди небес…

Нет, в первый раз прелестна так она!

Он здесь. Стоит. Как мрамор, у окна.

Тень от него чернеет по стене.

Недвижный взор поднят, но не к луне;

Он полон всем, чем только яд страстей

Ужасен был и мил сердцам людей.

Свеча горит, забыта на столе,

И блеск ее с лучом луны в стекле

Мешается, играет, как любви

Огонь живой с презрением в крови!

Кто ж он? Кто ж он, сей нарушитель сна?

Чем эта грудь мятежная полна?

О если б вы умели угадать

В его очах, что хочет он скрывать!

О если б мог единый бедный друг

Хотя смягчить души его недуг!

Farewell [13]

(Из Байрона)

Прости! Коль могут к небесам

Взлетать молитвы о других,

Моя молитва будет там,

И даже улетит за них!

Что пользы плакать и вздыхать?

Слеза кровавая порой

Не может более сказать,

Чем звук прощанья роковой!..

Нет слез в очах, уста молчат,

От тайных дум томится грудь,

И эти думы вечный яд, –

Им не пройти, им не уснуть!

Не мне о счастье бредить вновь, –

Лишь знаю я (и мог снести),

Что тщетно в нас жила любовь, –

Лишь чувствую – прости! – прости!

Элегия («Дробись, дробись, волна ночная…»)

Дробись, дробись, волна ночная,

И пеной орошай брега в туманной мгле.

Я здесь, стою близ моря на скале;

Стою, задумчивость питая.

Один; покинув свет и чуждый для людей

И никому тоски поверить не желая.

Вблизи меня палатки рыбарей;

Меж них блестит огонь гостеприимный;

Семья беспечная сидит вкруг огонька;

И, внемля повесть старика,

Себе готовит ужин дымный!

Но я далек от счастья их душой,

Я помню блеск обманчивой столицы,

Веселий пагубных невозвратимый рой.

И что ж? – слеза бежит с ресницы,

И сожаление мою тревожит грудь,

Года погибшие являются всечасно;

И этот взор, задумчивый и ясный –

Твержу, твержу душе: забудь.

Он всё передо мной: я всё твержу напрасно!..

О если б я в сем месте был рожден,

Где не живет среди людей коварность:

Как много бы я был судьбою одолжен –

Теперь у ней нет прав на благодарность!

Как жалок тот, чья младость принесла

Морщину лишнюю для старого чела

И, отобрав все милые желанья,

Одно печальное раскаянье дала;

Кто чувствовал, как я, – чтоб чувствовать страданья,

Кто рано свет узнал – и с страшной пустотой,

Как я, оставил брег земли своей родной

Для добровольного изгнанья![14]

Эпитафия («Простосердечный сын свободы…»)

Простосердечный сын свободы,

Для чувств он жизни не щадил;

И верные черты природы

Он часто списывать любил.

Он верил темным предсказаньям,

И талисманам, и любви,

И неестественным желаньям

Он отдал в жертву дни свои.

И в нем душа запас хранила

Блаженства, муки и страстей.

Он умер. Здесь его могила.

Он не был создан для людей.

Sentenz [15]

Когда бы мог весь свет узнать,

Что жизнь с надеждами, мечтами –

Не что иное, как тетрадь

С давно известными стихами.