Том 1. Стихотворения, 1892-1909 - [46]

Прислужницы уводят

Тебя под полог твой…

Ночные тени бродят,

И я во мгле с тобой!

Уста твои безмолвны,

Смежен покорный взор.

Бросаю в воздух — в волны

Наш самолет-ковер.

Влекут нас в царство ласки

Семь белых лебедей…

Не правда ли: мы в сказке,

Мы в книжке для детей?

2

Зачем твое имя Мария,

Любимое имя мое?

Любовь — огневая стихия,

Но ты увлекаешь в нее.

Зачем с утомляющей дрожью

Сжимаю я руку твою

И страсть, как посланницу божью,

В горящей мечте узнаю?

Ты шепчешь, лицо уклоняя:

«Зачем я слаба? — ты сильней»,

И вьется дорога ночная

По царству теней и огней.

3

Когда твой поезд, с ровным шумом,

Мелькнул и стал вонзаться в даль,

А я стоял, доверясь думам,

Меня так нежила печаль.

Там, на платформе опустелой,

В июльском пламенном огне,

Все то, что с детством охладело,

Я находил живым во мне.

И после всех моих падений

Мне так легко давались вновь

И детский трепет разлучений,

И детски нежная любовь.

Июль 1901

Таинства ночей

Хранятся в памяти, как в темной книге,

Свершившиеся таинства ночей,

Те, жизни чуждые, святые миги,

Когда я был и отдан, и ничей.

Я помню запах тьмы и запах тела,

Дрожащих членов выгибы и зной,

Мир, дышащий желаньем до предела,

Бесформенный, безобразный, иной.

Исторгнутые мукой сладострастья,

Безумны были речи, — но тогда

Казалось мне, что властен их заклясть я

Заклятием забвенья — навсегда!

Что этот бред, мучительным отливом

Вскрывающий души нагое дно,

Навек умрет с растаявшим порывом,

Что в миге будет все погребено!

Нет! Эта мгла и криков и видений

В другой мечте, как и в моей, жива!

О вы, участницы ночных радений,

Вы слышали запретные слова!

Я был не одинок во храме страсти,

Дал подсмотреть свой потаенный сон,

И этот храм позором соучастии

В святых воспоминаньях осквернен!

1902

Одиночество

Проходят дни, проходят сроки,

Свободы тщетно жаждем мы.

Мы беспощадно одиноки

На дне своей души-тюрьмы!

Присуждены мы к вечной келье,

И в наше тусклое окно

Чужое горе и веселье

Так дьявольски искажено.

Напрасно жизнь проходит рядом

За днями день, за годом год.

Мы лжем любовью, словом, взглядом, —

Вся сущность человека лжет!

Нет сил сказать, нет сил услышать,

Невластно ухо, мертв язык.

Лишь время знает, чем утишить

Безумно вопиющий крик.

Срывай последние одежды

И грудью всей на грудь прильни, —

Порыв бессилен! нет надежды!

И в самой страсти мы одни!

Нет единенья, нет слиянья, —

Есть только смутная алчба,

Да согласованность желанья,

Да равнодушие раба.

Напрасно дух о свод железный

Стучится крыльями, скользя.

Он вечно здесь, над той же бездной:

Упасть в соседнюю — нельзя!

И путник, посредине луга,

Кругом бросает тщетный взор:

Мы вечно, вечно в центре круга,

И вечно замкнут кругозор!

1903

Сонеты и терцины

Отвержение

Мой рок, благодарю, о верный, мудрый змий!

Яд отвержения — напиток венценосный!

Ты запретил мне мир изведанный и косный,

Слова и числа дав — просторы двух стихий!

Мне чужды с ранних дней — блистающие весны

И речи о «любви», заветный хлам витий;

Люблю я кактусы, пасть орхидей да сосны,

А из людей лишь тех, кто презрел «не убий».

Вот почему мне так мучительно знакома

С мишурной кисеей продажная кровать.

Я в зале меж блудниц, с ватагой пьяниц дома.

Одни пришли сюда грешить и убивать,

Другие, перейдя за глубину паденья,

Вне человечества, как странные растенья.

18 июня 1901

Втируша

Ты вновь пришла, вновь посмотрела в душу,

Смеешься над бессильным крикнуть: «Прочь!»

Тот вечно раб, кто принял раз втирушу…

Покорствуй дух, когда нельзя помочь.

Я — труп пловца, заброшенный на сушу,

Ты — зыбких волн неистовая дочь.

Бери меня. Я клятвы не нарушу.

В твоих руках я буду мертв всю ночь.

До утра буду я твоей добычей,

Орудием твоих ночных утех.

И будет вкруг меня звенеть твой смех.

Исчезнешь ты под первый щебет птичий,

Но я останусь нем и недвижим

И странно чуждый женщинам земным.

1903

Сонет

О ловкий драматург, судьба, кричу я «браво»

Той сцене выигрышной, где насмерть сам сражен,

Как все подстроено правдиво и лукаво.

Конец негаданный, а неизбежен он.

Сознайтесь, роль свою и я провел со славой,

Не закричат ли «бис» и мне со всех сторон,

Но я, закрыв глаза, лежу во мгле кровавой,

Я не отвечу им, я насмерть поражен.

Люблю я красоту нежданных поражений,

Свое падение я славлю и пою,

Не все ли нам равно, ты или я на сцене.

«Вся жизнь игра». Я мудр и это признаю,

Одно желание во мне, в пыли простертом,

Узнать, как пятый акт развяжется с четвертым.

4 июля 1901

Хмель исступленья

В моей душе сегодня, как в пустыне,

Самумы дикие крутятся, и песок,

Столбами встав, скрывает купол синий.

Сознание — разломанный челнок

В качаньи вод, в просторе океана;

Я пал на дно, а берег мой далек!

Мои мечты неверны, как тумана

Колеблемые формы над рекой,

Когда все поле лунным светом пьяно.

Мои слова грохочут, как прибой,

Когда, взлетев, роняет он каменья,

И, в споре волн, одна слита с другой.

Я наслаждаюсь хмелем исступленья,

Пьянящим сердце слаще острых вин.

Я — в буре, в хаосе, в дыму горенья!

А! Быть как божество! хоть миг один!

1 июня 1901

Лесная дева

Л. H. Вилькиной

На перекрестке, где сплелись дороги,

Я встретил женщину: в сверканьи глаз

Ее — был смех, но губы были строги.

Горящий, яркий вечер быстро гас,

Лазурь увлаживалась тихим светом,

Неслышно близился заветный час.

Мне сделав знак с насмешкой иль приветом,