Том 1. Стихотворения, 1828-1831 - [13]

Посвящение («Прими, прими мой грустный труд…») >*

Прими, прими мой грустный труд

И, если можешь, плачь над ним;

Я много плакал — не придут

Вновь эти слезы — вечно им

Не освежать моих очей.

Когда катилися они,

Я думал, думал всё об ней.

Жалел и ждал другие дни!

Уж нет ее, и слез уж нет —

И нет надежд — передо мной

Блестит надменный, глупый свет

С своей красивой пустотой!

Ужель я для него писал?

Ужели важному шуту

Я вдохновенье посвящал,

Являя сердца полноту?

Ценить он только злато мог

И гордых дум не постигал;

Мой гений сплел себе венок

В ущелинах кавказских скал.

Одним высоким увлечен

Он только жертвует любви:

Принесть тебе лишь может он

Любимые труды свои.

Кладбище >*

Вчера до самой ночи просидел

Я на кладбище, всё смотрел, смотрел

Вокруг себя; — полстертые слова

Я разбирал. Невольно голова

Наполнилась мечтами; — вновь очей

Я не был в силах оторвать с камней.

Один ушел уж в землю, и на нем

Всё стерлося; там крест к кресту челом

Нагнулся, будто любит, будто сон

Земных страстей узнал в сем месте он…

Вкруг тихо, сладко всё, как мысль о ней;

Краснеючи волнуется пырей

На солнце вечера. Над головой

Жужжа со днем прощаются игрой

Толпящиеся мошки, как народ

Существ с душой, уставших от работ!..

Стократ велик, кто создал мир! велик!..

Сих мелких тварей надмогильный крик

Творца не больше ль славит иногда,

Чем в пепел обращенные стада?

Чем человек, сей царь над общим злом,

С коварным сердцем, с ложным языком?…

Посвящение («Тебе я некогда вверял…») >*

Тебе я некогда вверял

Души взволнованной мечты;

Я беден был — ты это знал —

И бедняка не кинул ты.

Ты примирил меня с судьбой,

С мятежной властию страстей;

Тобой, единственно тобой,

Я стал, чем был с давнишних дней.

И муза по моей мольбе

Сошла опять с святой горы. —

Но верь, принадлежат тебе

Ее венок, ее дары!..

Моя мольба >*

Да охранюся я от мушек,

От дев, не знающих любви,

От дружбы слишком нежной и —

От романтических старушек.

К Сушковой >*

Вблизи тебя до этих пор

Я не слыхал в груди огня.

Встречал ли твой прелестный взор —

Не билось сердце у меня.

И что ж? — разлуки первый звук

Меня заставил трепетать;

Нет, нет, он не предвестник мук;

Я не люблю-зачем скрывать!

Однако же хоть день, хоть час

Еще желал бы здесь пробыть,

Чтоб блеском этих чудных глаз

Души тревоги усмирить.

Гость («Как прошлец иноплеменный…») >*

Как прошлец иноплеменный

В облаках луна скользит.

Колокольчик отдаленный

То замолкнет, то звенит.

«Что за гость в ночи морозной?»

Мужу говорит жена,

Сидя рядом, в вечер поздный

Возле тусклого окна…

Вот кибитка подъезжает…

На высокое крыльцо

Из кибитки вылезает

Незнакомое лицо.

И слуга вошел с свечою,

Бедный вслед за ним монах:

Ныне позднею порою

Заплутался он в лесах.

И ему ночлег дается —

Что ж стоишь, отшельник, ты?

Свечки луч печально льется

На печальные черты.

Чудным взор огнем светился,

Он хозяйку вдруг узнал,

Он дрожит — и вот забылся

И к ногам ее упал.

Муж ушел тогда. О! прежде

Жил чернец лишь для нее,

Обманулся он в надежде,

Погубил он с нею всё.

Но промчалось исступленье;

Путник в комнате своей,

Чтоб рыданья и мученье

Схоронить от глаз людей.

Но рыдания звучали

Вплоть до белыя зари,

Наконец и замолчали.

Поутру к нему вошли:

На полу он посинелый

Как замученный лежал;

И бесчувственное тело

Плащ печальный покрывал!..

1820. Маия. 16 число >*

Боюсь не смерти я. О нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.

Хочу, чтоб труд мой вдохновенный

Когда-нибудь увидел свет;

Хочу-и снова затрудненье!

Зачем? что пользы будет мне?

Мое свершится разрушенье

В чужой, неведомой стране.

Я не хочу бродить меж вами

По разрушении! — Творец,

На то ли я звучал струнами,

На то ли создан был певец?

На то ли вдохновенье, страсти

Меня к могиле привели?

И нет в душе довольно власти —

Люблю мучения земли.

И этот образ, он за мною

В могилу силится бежать,

Туда, где обещал мне дать

Ты место к вечному покою.

Но чувствую: покоя нет:

И там, и там его не будет;

Тех длинных, тех жестоких лет

Страдалец вечно не забудет!..

К *** («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…») >*

Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,

Хотя теперь слова мои печальны; — нет;

Нет! все мои жестокие мученья—

Одно предчувствие гораздо больших бед.

Я молод; но кипят на сердце звуки,

И Байрона достигнуть я б хотел;

У нас одна душа, одни и те же муки;

О если б одинаков был удел!..

Как он, ищу забвенья и свободы,

Как он, в ребячестве пылал уж я душой,

Любил закат в горах, пенящиеся воды,

И бурь земных и бурь небесных вой.

Как он, ищу спокойствия напрасно,

Гоним повсюду мыслию одной.

Гляжу назад — прошедшее ужасно;

Гляжу вперед — там нет души родной!

Эпитафия (Утонувшему игроку) >*

Кто яму для других копать трудился,

Тот сам в нее упал-гласит писанье так.

Ты это оправдал, бостонный мой чудак,

      Топил людей — и утопился.

Дереву >*

Давно ли с зеленью радушной

Передо мной стояло ты,

И я коре твоей послушной

Вверял любимые мечты;

Лишь год назад, два талисмана

Светилися в тени твоей,

И ниже замысла обмана

Не скрылося в душе детей!..

Детей! — о! да, я был ребенок! —

Промчался легкой страсти сон;

Дремоты флёр был слишком тонок —

В единый миг прорвался он.

И деревцо с моей любовью

Погибло, чтобы вновь не цвесть;

Я жизнь его купил бы кровью, —

Но как переменить, что есть?

Ужели также вдохновенье

Умрет невозвратимо с ним?

Иль шуму светского волненья