Том 1. Рассказы - [24]

Саламандра, жившая в лондонском зоопарке, не только пристрастилась читать вслух ежедневные газеты, но, подобно журналисту из рассказа об эксперименте профессора Роусса, приучилась мыслить газетными штампами, только окрашенными воинственно-проанглийским, империалистическим духом.

Чапек делал совершенно очевидным, кого и что подразумевает он под саламандрами. Это был символ реакции, всего античеловеческого, что рождает капиталистическое общество. В первую очередь саламандры — символ тоталитарной фашистской системы. Их несметные полчища возглавляет Верховный Саламандр, он же Андреас Шульце, бывший фельдфебель первой мировой войны, — прозрачный псевдоним ефрейтора Адольфа Гитлера; под водой саламандры установили культ некоего божества, напоминающий возрождавшееся гитлеровцами поклонение древнегерманскому богу Вотану. Саламандры — это фашизм. Источник опасности для человечества был обозначен Чапеком недвусмысленно и ясно. Но картина мира, нарисованная им, была бы недостаточно реалистична, если бы Чапек не изобразил, конечно резко сатирически, не только противостояние цивилизаций людей и саламандр, но и взаимодействие этих цивилизаций.

На первый план он, разумеется, выдвинул политические связи, которые в годы создания романа характеризовали взаимоотношение буржуазных демократий с третьим рейхом, несмотря на то что гитлеровцы не церемонились в обращении со своими партнерами и открыто готовились к войне за мировое господство. Примерно так ведут себя и великие державы в романе, стремясь приобрести максимум влияния на саламандр, наживаясь на них, снабжая их всем необходимым, начиная от корма и кончая взрывчаткой.

Но саламандрам служат и многие дельцы, профессиональные политики, юристы и так далее, которым наплевать на будущее человечества, если сейчас их ждет профит. Нет заметной границы между массовой буржуазной культурой и тем, что с натяжкой можно назвать культурой саламандр. Как поветрие, возникает подражание животным повадкам саламандр в массовых зрелищах, моде, развлечениях зажиточных классов. Многочисленные ассоциации, лиги, начиная от миссионерских и кончая бойскаутскими организациями, пытаются установить контакты с саламандрами, создать некое равновесие между нечеловеческим и людским обществами и пылко обсуждают подобную возможность. Суть дискуссий вокруг так называемого «саламандрового вопроса» или, иными словами, об отношении к фашизму — этом коренном вопросе истории тех лет — Чапек раскрыл в двух трактатах, которые он включил в роман. Один из них, приписанный некоему философу Вольфу Мейнерту и озаглавленный «Закат человечества», пародировал и высмеивал расхожие профашистские философемы и в первую очередь книги Освальда Шпенглера «Закат Европы» и «Пруссачество и социализм». В своем сочинении Мейнерт, вполне в духе риторики, свойственной сочинениям реакционных авторов, патетически, в торжественно-трагических тонах предвещал близкую гибель человечества и восславлял стадное единство саламандр, основанное на однородности расы, не знающей классовых и прочих антагонизмов. Правда, подобного рода единство, превознесенное Мейнертом как идеал, возможно лишь при истреблении всех других рас и форм разумного живого на земле.

Пораженческим и профашистским утверждениям Мейнерта противостояло анонимное сочинение «ИКС предупреждает», в котором явственно слышался голос самого Чапека.

ИКС исходил из простой и ясной мысли — люди никогда не смогут договориться с саламандрами, поэтому они должны объединиться против них. Безумцы, перестаньте кормить саламандр, работать на них, поставлять им оружие! Но несмотря на самоочевидность и доступность для понимания призывов ИКС-а, голос его канул в пустоту. Подобная оценка Чапеком результатов воззваний к чистому разуму говорила о реалистичности его мышления, о понимании недостаточности слова как единственного оружия борьбы.

Но при всем этом «Война с саламандрами», которую писатель называл зеркальным отражением сущего, не содержала ни образов активных борцов с саламандрами, то есть с фашизмом, ни картин подобной борьбы. Объяснялось это давним недоверием Чапека к активному историческому действию, отдаленностью его общедемократического сознания от революционных сил эпохи. В годы создания романа он лелеял еще некоторую надежду на то, что рассудок, совесть, чувство самосохранения, может быть, подтолкнут демократические общественные силы на объединение против гасителей свободы. Но надежда его меркла, чему подтверждением стал образ пана Повондры — весьма многознаменательный и символичный для романа.

Пан Повондра — так называемый «маленький человек», швейцар Г. X. Бонди — добровольный летописец саламандровой эпопеи, тоже причастен ко всем бедствиям, обрушившимся на человечество. Это он впустил капитана ван Тоха к Г. X. Бонди, после чего все в мире и началось. Именно «маленький человек» своей пассивностью, склонностью к компромиссам, преклонению перед авторитарной властью немало содействовал тому, что угроза человечеству и свободе стала реальностью. На склоне лет, увидев саламандру, плывущую по его родной Влтаве, то есть, иными словами, появление фашизма у себя в Чехословакии, пан Повондра понял, что это — конец, и обессиленный поплелся домой умирать. Человек старого закала, еще не потерявший чувства ответственности, он драматично отреагировал на происшедшее. Молодая генерация смотрела на вещи иначе — более практично, что Чапек и показал в драме «Белая болезнь» (1937).