Том 1. Простаки за границей, или Путь новых паломников - [183]

не стану рассказывать о селениях бедняков, о жмущих­ся друг к другу островерхих хижинах, слепленных из ила, которые, словно осиные гнезда, торчат по всему Египту на бесчисленных холмах выше полосы, показы­вающей уровень воды во время разлива; не стану описывать бескрайную равнину, всю в пышных всхо­дах, щедро зеленеющих на фоне ярко-синего неба по­всюду, насколько хватает глаз; не буду говорить о том, какими предстали перед нами пирамиды, когда нас отделило от них двадцать пять миль, ибо картина эта слишком воздушна, чтобы писать ее лишенным вдох­новения пером; не стану рассказывать о смуглых женщинах, которые кинулись к вагонам, когда поезд наш на минуту остановился на станции, и начали наперебой предлагать нам свой товар — воду и ярко-красные соч­ные гранаты; не буду рассказывать о пестрых толпах в диковинных нарядах, украшавших ярмарку, которая была в полном разгаре на другой варварской станции; не стану рассказывать ни о том, как мы лакомились свежими финиками и любовались проносящимися за окном чудесными видами; ни о том, как мы наконец с грохотом вкатились в Александрию, шумной гурь­бой высыпали из вагонов, на веслах подошли к своему кораблю, оставив на берегу одного из наших (он хотел вернуться в Европу и уже оттуда домой), подняли якорь и наконец после долгих странствий оконча­тельно и бесповоротно устремились к родным бере­гам; ни о том, как в час, когда солнце закатилось над самой древней в мире землей, Джек и Моулт торжественно уселись в курительной и всю ночь оплакивали потерянного друга и никак не могли уте­шиться. Обо всем этом я не скажу ни слова, не на­пишу ни строчки. Все это будет как книга за семью печатями. Я не знаю, что такое книга за семью печатями, сроду такой не видал, но тут самое место употребить это выражение, потому что оно весьма популярно.

Мы радовались, что посетили землю, которая была матерью цивилизации, которая научила грамоте Гре­цию, а через нее Рим, а через Рим и весь мир; землю, где горемычные сыны Израиля могли бы стать гуман­ным и цивилизованным народом, но которая дала им уйти едва ли не дикарями. Мы радовались, что посети­ли землю, просвещенная религия которой сулила веч­ную кару грешнику и воздаяние праведнику, тогда как даже религия Израиля ничего не обещала за гробом. Мы радовались, что посетили землю, где знали стекло на три тысячи лет раньше, чем в Англии, и умели так расписывать его, как никто из нас еще и сейчас не умеет; где уже три тысячи лет назад в медицине и хиру­ргии знали едва ли не все, что наука «открыла» совсем недавно; где были все те хитроумные хирургические инструменты, которые наука «изобрела» в последнее время; где уже существовали тысячи искусно выпол­ненных предметов роскоши и первой необходимости, отличающих высокую цивилизацию, до которых мы мало-помалу додумались и сумели накопить их — и теперь уверяем, что ничего подобного еще не бывало на свете; где бумага появилась многие сотни лет назад, когда мы о ней еще и не мечтали, и парики — задолго до того, как в них стали щеголять наши женщины; где великолепная система общественного образования су­ществовала настолько раньше, чем мы начали похва­ляться своими достижениями в этой области, что ка­жется, это было поистине в незапамятные времена; где так бальзамировали мертвецов, что плоть стала едва ли не бессмертной, а нам этого не дано; где возводи­лись храмы, которые бросают вызов разрушительно­му времени и с презрительной улыбкой взирают на наши хваленые чудеса зодчества; древнюю землю, где людям было ведомо все то, что мы знаем сегод­ня, а быть может и многое другое; землю, которая была широкой столбовой дорогой цивилизации еще на заре творенья, задолго до того, как мы появи­лись на свет; где печать возвышенного, утонченно­го разума оставлена на вечном челе Сфинкса, дабы посрамить всех насмешников, которые в дни, когда все иные свидетельства исчезнут бесследно, попыта­лись бы убедить мир, будто в пору своей величай­шей славы царственный Египет блуждал во мраке невежества.

Глава XXXII. Едем домой. — Выродившаяся записная книжка. — Мальчишес­кий дневник. — Старая Испания. — Кадис. — Прекрасная Мадей­ра. — Восхитительные Бермудские острова. — Английское госте­приимство. — Наш первый несчастный случай. — Дома. — Аминь.

Мы снова в море, и нам предстоит долгое-долгое плавание: мимо всего Леванта, через все Средиземное море, потом через Атлантический океан, — это займет около месяца. Вполне понятно, что мы зажили тихой, мирной жизнью, решили стать людьми скромными и примерными, заправскими домоседами и недельки три-четыре не пускаться ни в какие странствия. Во всяком случае, не дальше чем от носа до кормы. Впрочем, это очень приятная перспектива, ибо мы устали и нам надо основательно отдохнуть.

Мы все обленились и утолили свою страсть к при­ключениям, о чем свидетельствует скудость моих запи­сей в эти дни (для меня это самый верный указатель). Как ни говори, а глупая это затея вести путевой днев­ник в море. Вот, полюбуйтесь:

Воскресенье. — В четыре склянки, по обыкнове­нию, заутреня. Вечером тоже служба. Никаких карт.